Поняв, что брат и его гость собрались выйти из домика наружу, Андерсон быстро юркнул за соседний шатер, чтобы продолжить наблюдение. Он заметил раскрасневшееся лицо нового наперсника Гамильтона, его возбужденную жестикуляцию, а затем до его слуха донеслось произнесенное шепотом предложение брата. Джентльмен согласно кивнул, широко раскрыв глаза, в которых читались одновременно и восторг, и ужас. Затем посетитель ушел, а Андерсон заметил на лице брата выражение жутковатого триумфа и чего-то еще… ну, конечно же, торжествующего зла!
Но именно лицо посетителя — того самого, что производил впечатление человека, не стесненного в средствах, однако склонного к весьма сомнительным начинаниям, — вызвало у Андерсона великое беспокойство. Он узнал это лицо и при первой же подвернувшейся возможности украдкой просмотрел журналы по археологии и антропологии, которые его брат в последнее время читал с таким интересом. Все было именно так, как он и думал: намеченная Гамильтоном жертва оказалась не кем иным, как известным археологом, чье имя, Стейнтон Гэмблер, высоко почиталось в кругах любителей приключений и ученых благодаря его пристрастию к авантюрным экспедициям. Андерсон ощутил нарастающее беспокойство: брат просто не мог бесконечно лишать страну выдающихся личностей. В один прекрасный день его поймают с поличным и тогда…
Тот день тянулся для Андерсона ужасно медленно, и когда наступила ночь, он пораньше отправился спать. Однако, услышав, как зашевелился Гамильтон, он тут же вскочил. Вскоре до его слуха донесся приглушенный шепот. Следуя за источником звуков, он, как и предполагал, оказался рядом с «паноптикумом». В следующее мгновение из-за облаков показалась луна, и он увидел Гамильтона в обществе Стейнтона Гэмблера.
Андерсон поспешил за ними в направлении полотняного шатра и проскользнул в распахнутую пасть дракона. Перед пологом, заменявшим дверь в уголок, где располагался личный музей его брата, он остановился и занял место, с которого мог наблюдать за происходящим. Вскоре он услышал, как чиркнула спичка, и за пологом вспыхнуло пламя свечи. После этого смолкнувший ненадолго шепот возобновился, а свет скользнул по внутреннему пространству «музея». Андерсон отступил назад на пару шагов. Теперь он вполне отчетливо слышал негромкий разговор и даже уловил плохо сдерживаемое возбуждение в голосе Гэмблера.
— …но это — настоящая фантастика! Я давно верил что, что подобные раритеты могли чудом сохраниться, и это убеждение не раз стоило мне доброго имени и репутации ученого, и вот теперь… Молодой человек, вы прославитесь на весь мир! Вы это понимаете? Да известно ли вам, что находится здесь? Это же самые что ни на есть убедительные доказательства существования культа пресловутого Ктулху! Что за жуткие жертвоприношения… что за варварские ритуалы! Где, где, скажите, вы все это нашли? Я непременно должен это знать! А вот этот самый идол, который по вашим словам, якобы способен вызывать дух самого Ктулху! Да разве кто поверит в подобное? Я, разумеется, знаю, что Венди-Смит…
— Венди-Смит! — грубо оборвал его Гамильтон. — Можете забыть всех этих Венди-Смитов и Гордонов Уолмсли! Они не раскрыли тайну, а лишь коснулись ее поверхности! Я же проник в самые ее глубины! Исследователи, мечтатели, мистики — жалкие дилетанты! Да они бы умерли, все до единого, доведись им увидеть то, что видел я, и побывать там, где посчастливилось ступать моим ногам. Никто из них даже мечтать не смел о том, что узнал я!
— Но зачем вы прячете его здесь? Почему не откроете это место для всех желающих? Почему не сообщите всему миру о вашей находке? Опубликуйте статью, непременно опубликуйте! Мы вместе могли бы…
— Вместе? — Голос Гамильтона зловеще затрепетал, подобно огоньку свечи на ветру. — Вместе?! Доказать, что культ Ктулху существовал? Показать его всему миру? Опубликовать статью? — В темноте его смешок прозвучал особенно издевательски, и Андерсон услышал, как Гэмблер сделал резкий вдох. — Мир еще не готов, Гэмблер, да и звезды этому не благоприятствуют! Вы, подобно многим вашим предшественникам, хотите предупредить мир об Их присутствии, о днях Их владычества, что может, в свою очередь, привести к новому открытию: Они уже здесь! Действительно, Венди-Смит был прав, даже слишком прав — ну и где сейчас этот Венди-Смит? Нет, нет. Их не волнуют обычные дилетанты, за исключением тех, которые представляют для Них опасность и должны быть уничтожены! Иа, Р'лайх! Вы не мечтатель, Гэмблер, вы не верующий! Вы недостойны попасть в число Великих Жрецов! Вы… вы опасны! Желаете доказательств? Я предоставлю вам доказательства! Слушайте и смотрите…
Андерсон дорого заплатил бы за возможность увидеть то, что происходило дальше, поскольку в следующее мгновение Гамильтон задул свечу. Ранее ему удалось найти в холсте довольно крупную дырку, позволявшую неплохо разглядеть закуток, в котором находился идол. Тогда его взгляду предстал полукруг, составленный из покрытых какими-то письменами каменных табличек и похожий на осьминога идол, возвышавшийся на пьедестале в виде трона. Сейчас же, в темноте, этот «глазок» был совершенно бесполезен.
Оставалось полагаться лишь на слух. Через несколько секунд из «музея» донесся голос Гамильтона — необычно вибрирующий, однако далекий оттого, чтобы сорваться на крик. Это было какое-то заклинание, которое отличали жуткие каденции и отсутствие размеренного ритма. Младший Тарп произносил не слова, а какие-то нечленораздельные звуки, череду вербальных несовместимостей, которую не смог бы воспроизвести ни один человеческий артикуляционный аппарат! Когда заклинание закончилось, последовал сдавленный вздох удивления Гэмблера, обреченного на смерть. Андерсон был вынужден отпрянуть от смотрового отверстия, чтобы не быть замеченным в зеленоватом свечении, неожиданно возникшем вокруг дьявольских раритетов на нечестивом алтаре его брата.
Неожиданно свечение сделалось еще ярче. Заполнив собой весь «музей», оно заструилось наружу сквозь незаметные днем крошечные прорехи в его полотняных стенах. Это было необычное зрелище. Ничего подобного Андерсон никогда не видел: свет словно извивался и подергивался в каком-то жутковатом медленном танце. Андерсон вновь оказался свидетелем происходящего — тени Гамильтона и его собеседника четко вырисовывались на фоне полотняной стены. Теперь не было никакой необходимости тайно подглядывать, поскольку разворачивавшаяся на глазах Гамильтона драма вряд могла быть более зримой и четкой. Центр зеленоватого сияния попеременно то обретал яркость, то тускнел, пульсируя, словно некое таинственное сердце из чистого света. Гамильтон застыл с одной стороны, вскинув руки в торжествующем жесте. Стейнтон Гэмблер весь съежился. Он прикрыл руками лицо, словно в попытке защитить глаза от нестерпимого жара, или же, что более вероятно, от некоего жуткого зрелища, представшего его взгляду!
При этом Андерсон с удивлением отметил одну вещь: хотя Гэмблеру полагалось истошно вопить от страха, до его слуха не доносилось ни единого звука. Он даже подумал, что внезапно оглох. Гамильтон в эти мгновения также должен был громко кричать, ибо кадык его двигался в безумном ритме заклинания, точнее, в полном отсутствии ритма. Его откинутая назад голова, вздымающиеся плечи — что это, как не свидетельства его нечестивого триумфа? Тем не менее все происходило в полной тишине! Отсюда Андерсон сделал вывод, что странный зеленый свет каким-то образом изменил нормальный ход вещей, полностью лишив мир звуков; что своей изумрудной пульсацией он поглотил финальный акт чудовищной пьесы кошмарного театра теней. В следующее мгновение ядро света запульсировало еще быстрее и ярче. Гамильтон метнулся к беззвучно кричавшему ученому и, схватив его за воротник, толкнул в это свечение.