Морок | Страница: 29

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Это еще что! — весело воскликнул Виктор. — Мне, когда на телевидении начинал, фамилию предлагали сменить: слишком уж простая; взять псевдоним.

— Ты молодец: не дал себя уговорить.

— Как я мог? Она же мне от отца досталась… Скажи, а зачем они ездят тебя провожать?

— Чтобы Рэйф не устраивал истерик. Согласись, ведь гораздо легче переносишь разлуку, когда уходишь первым, чем когда уходят от тебя. Сын машет мне рукой, садится в машину и уезжает гулять в парке — первым! Это я не сама придумала, мне детский психолог посоветовал. Так ребенок не чувствует себя брошенным и потерянным. В отличие от меня, — добавила она с грустной улыбкой, — мне каждый раз становится немного одиноко, когда они уезжают.

Нежное сочувствие вкралось в сердце Виктора.


Виктор посмотрел рейтинги передачи за четыре прошедших недели. На первой из них, когда Линда Джемс по плану сменила Смита на экране, рейтинг, как обычно, немного снизился. Впрочем, неделя была первой в новом году, первой рабочей после рождественских каникул — не показательной: слишком много дополнительных факторов влияет на показатели. На второй рейтинг заметно поднялся: хотя вела Линда, но добрая половина передачи — репортаж Смита из России. На третьей неделе рейтинг, как ни странно, удержался на высокой отметке. А вчера вдруг пополз вверх и чуточку превысил его собственные средние показатели за последнее время.

Зрители, до сих пор только мирившиеся с присутствием Линды, наконец-то приняли и оценили ее. Виктор знал почему: он видел передачи. Линда, оставшись ненадолго без его чуткого руководства, наконец-то начала обретать свое лицо, собственный стиль.

Он отложил сводки рейтингов, глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и весело улыбнулся Линде.

— Поздравляю! Я не сомневался, что это произойдет, и все-таки ожидание такого события — всегда процесс достаточно нервный.

— Спасибо! — пробормотала Линда, опуская глаза.

Она, разумеется, испытывала неловкость оттого, что так легко перещеголяла шефа, и страх перед последствиями своего неожиданного взлета. Виктор помедлил, формулируя текст:

— Мы с тобой оба понимаем, что теперь мое присутствие в кресле ведущего стало совершенно необязательным… Потерпи, Лин, потом выскажешься!.. Это обстоятельство меня больше радует, чем огорчает. Я прекращаю вести программу. Надеюсь, ты согласишься взять мою долю нагрузки на себя. Руководителем и автором я пока останусь — до того момента, пока не придумаю и не начну осуществлять новый проект. Ты по-прежнему мой заместитель и соавтор. Потом я полностью передам дело тебе, и, надеюсь, ты сможешь давать ему жизнь еще в течение ряда лет.

Виктор говорил быстро, с нарочитой уверенностью. Возражений со стороны Линды, ее отказа от предложенных условий он не боялся. Но очень надеялся если не избежать, то хотя бы минимизировать изъявления ею приличествующих случаю чувств: глубокого сожаления, не менее глубокой благодарности и прочих ритуальных плясок.

— Итак, ты принимаешь мое предложение? — строго спросил он.

И тут заметил, что его собеседница искренне огорчена. Она смотрела в сторону — брови домиком — и нервно теребила кожаный ремешок с очередной подвеской на груди. Линда все-таки обошлась без ахов и охов. Только посмотрела на него с печальной улыбкой и спросила:

— Но ты меня так сразу не бросишь?

— До конца года, — сказал он, — даже не надейся стать здесь хозяйкой.

— До конца года… — эхом отозвалась она, давая понять, что это слишком маленький срок.

Виктор удивился, но особенно задумываться было некогда.


От руководства, вопреки своим ожиданиям, он легко получил не только принципиальное согласие, но и содействие в немедленном изменении условий контракта. Договорились, что он пробудет в эфире передачи только до конца марта, чтобы убедиться в стабильности успеха Линды и попрощаться со зрителями, а затем полностью передаст обязанности ведущего Джемс.

— Для меня, Смит, ваше решение не стало неожиданностью, — сказал мистер Робинсон. — Я видел, что последние полгода вы буквально вымучивали из себя эту работу. Я предполагал, что виной тому может быть творческий кризис или проблемы со здоровьем.

Виктор на этих словах поджал губы: долго еще ему будут аукаться эти две недели на больничной койке?!

— Либо, — продолжал мистер Робинсон, — третья причина — созревающая в вас готовность к переменам. Верным оказался третий вариант. И я рад этому. Я приветствую обновление! Отдохните немного, соберитесь с мыслями. Надеюсь очень скоро увидеть ваши новые проекты; не сомневаюсь, что они будут интересными!

Он тепло пожал Виктору руку. Робинсон действительно не сомневался, что тот уже задумал нечто новое! Виктор не стал его разубеждать.

Он вышел из кабинета руководителя с ощущением удивительной легкости, парения, с таким чувством, будто сбросил лет десять. Ни одной идеи по поводу дальнейшей работы не было в голове, пустой, как воздушный шарик. Чудесное, давно забытое состояние абсолютного нуля, той точки полной пустоты, из которой рождаются неожиданные идеи, нетрадиционные решения, из которой возникает новое.

В ближайших планах стояла еще одна поездка в Россию, а потом по Европе и, возможно, в Штаты. Фильм будет называться «Военная наука: мирные судьбы зловещих изобретений», или «Секретные лаборатории мира: вход разрешен», или «Бремя открытий»… Он думал о фильме отстраненно, как о чужом детище. Было нечто гораздо более важное, что предстояло ему сделать, и это нечто тонуло в бесконечном белом мареве, даже контуров его он не различал и не пытался уловить.

Особенно радовало, что больше не понадобится так часто гримироваться.

* * *

Моего тихого пристанища больше нет.

Больше некуда приходить три раза в неделю…

Огорчена ли я? Рада ли?

Как объяснить? Я нюхом нашла это место. Тихий заброшенный уголок. И отлеживалась в нем, как отлеживается в глухих зарослях больная собака. Если умрет, никто не найдет и не потревожит ее тело. Я выжила, мне пора выбираться из логова. Пока я возвращаюсь в него, чувствую себя больной. Пока никому ничего не надо от меня, мне и самой некуда и незачем стремиться.

Веркин муж нашел мне эту работу. Я так уговаривала его устроить меня именно сюда!.. Когда стала подумывать, не уйти ли, все переживала: как ему скажу?! Теперь краснеть не придется.

Как и не бывало института. Люди вокруг хорошие были. И такие стены!.. Стены, в которых жила добрая память!..

Как не бывало целого года жизни. Пустой год. «Год прошел, как сон пустой»…

Я не стала дожидаться его смерти. Решила сразу взять расчет. Из помещений уже выносят мебель и аппаратуру. Там и тут — ободранные стены, клочья проводов, поломанные стулья. Только этого не хватало! Не хочу наблюдать распад. Уже через несколько дней все сотрудники разойдутся по домам, чтобы больше не вернуться сюда.