Виктор ясно понял: Люси ставит новому супругу высший балл по главнейшим для нее параметрам счастья. Он от души ее поздравил. Пожелал обязательно родить детей. Сердце при этом болезненно екнуло: в бытность свою его женой Люси сделала минимум два аборта, вовсе с ним не советуясь.
— Ты позвонил не случайно, Виктор. — Он насторожился. — Я больше не верю в случайности. Все в этом мире связано.
Ого! Люси увлеклась мистикой.
— Мы… То есть я буквально на днях тебя вспоминала. Я никогда не смотрю твоих передач, Виктор, ты уж прости… А тут мы случайно включили телик, а там ты — рассказываешь что-то из России.
Его и правда снимали для новостей, он рассказывал о фильме, над которым работал: канал потихоньку начинал пиарить свою будущую продукцию.
— Вот так совпадение! — без энтузиазма поддакнул Виктор. Ему хотелось свернуть разговор.
Но Люси, любившую потрепаться, понесло.
— Представляешь, я тоже скоро поеду в Россию!
— Ты? Зачем?! — Виктор искренне изумился.
— Мой Мэтью держит сеть магазинов в Москве и раз в год ездит их инспектировать. Он хочет взять меня с собой.
Виктору стало совсем интересно.
— Какие же магазины? Я неплохо знаю Москву…
— Продукты. Только натуральные и экологически чистые. Мэтью строго следит за качеством.
— Называются как?
Люси не стала скрытничать.
— «Зеленый дом».
— О! Я заходил в один такой. Цены на удивление приемлемые. Я даже решил, что этому товару нельзя доверять. Но теперь понимаю, что ошибся, — торопливо добавил Виктор, чтобы не обидеть ее.
На том и распрощались, вполне дружелюбно.
* * *
Мой Павлик выходит замуж! Нет… Как это называют?.. Женится. Просто я привыкла держать его за подружку.
Павлик в субботу женится, а я узнаю об этом случайно, через третьи руки. От Веры: он ведь работает вместе с Веркиным мужем.
Как странно, как чудно…
Мой Павлик, мой верный и падежный друг, моя наперсница, мой безотказный помощник… Он ничего не сказал, даже не намекнул…
Павлик, который с ладони кормил меня ягодами в лесу и смотрел на меня с робкой нежностью. Еще тогда, давно, до Англии…
Худющий, хрупкий, как девочка, с огромными глазами под толстыми стеклами очков.
Павлик дарил мне забавные безделушки и маечки со смешными надписями и верил, что я — как раз тот человек, который все это по достоинству оценит. Я эти маечки ношу на даче до сих пор: они не вытираются и не выцветают…
До Пашки у меня были мужчины. Не сказать, что много, не сказать, что часто, не сказать, что по большой любви, хотя уважение и некоторое возбуждение мне были необходимы. Такой нежной симпатии, как к Пашке, я, может, больше ни к кому и не испытывала. Но вот ничего иного мне с ним почему-то не хотелось. Мне так нравилась наша совершенно детская, платоническая дружба!
Павлик первым среди всех моих знакомых подключился к Интернету, как только я уехала в Англию. Он переправлял мне мамины длинные письма и читал мои многотомные послания, адресованные сразу им обоим. Сам писал по две строчки: он принадлежит к тому большинству мужчин, что не умеют самовыражаться в письмах. Зато Павлик нашел возможность звонить с халявного рабочего телефона в мое лондонское жилище (а может, врал и звонил из дому) и болтать со мной по полтора часа каждую неделю, скрашивая одиночество мне и самому себе…
Вскоре я приобрела привычку относиться к Павлику как к подружке, делиться с ним и советоваться по любым вопросам. Я обсуждала с ним отношения с противоположным полом, проблему поисков пары, своей второй половинки. Я, наверное, слишком ясно намекала, что самого Павлика в кандидатах не числю. Если так, это было жестоко. Я даже рассказала ему об Андрее. Правда, у меня хватало ума воздерживаться от конкретики, называть Андрюху просто знакомым, но, видно, частота упоминаний этого знакомого была слишком прозрачной.
В Шотландии кафе, где я мыла посуду, предоставило мне поганенькое, дешевое жилье: ни телефона, ни выхода в Интернет. Денег хватало лишь на то, чтобы изредка позвонить маме: как дела? жива-здорова! до свидания.
Я могла бы писать Пашке письма или еще что-то придумать, но не хватило у меня на это не то сил, не то желания. В конце концов Пашка все понял правильно: что я не скучаю по нему и никакой специальной любви, кроме братской, к нему не испытываю. Его нежная преданность меня удивляла и несколько стесняла.
Почуяв, что не нужен мне как мужчина, он нашел другую женщину. Мою тезку, между прочим, ее тоже зовут Александрой.
Конечно, меня царапнула эта перемена. Наверное, нет женщины, которой бы не хотелось, чтобы любящий мужчина ждал ее благосклонности вечно. Но умом я понимала, что испытываю чувства собаки на сене. И про физиологию я все понимаю. И потом… далеко это все было от меня, так далеко!
За Пашку я, в сущности, больше радовалась, чем огорчалась его «измене». С этих пор до самого моего возвращения в Москву мы с ним обменивались только открыточками по праздникам.
Когда приехала, встретила не Павлика, а его бледное, рыхлое подобие. Он раздался в плечах, в талии, но вялые, замедленные движения, землистый оттенок кожи, мрачное и унылое выражение лица вызывали сочувствие и опасения. Верка нашептала, что Пашина пассия выматывает ему всю душу истериками и претензиями, а он — в соответствии со своим покладистым характером — слишком долго все это терпит. Сказала: надо помочь ему оторваться от этой дамочки.
Я поверила. То ли хотела поверить, то ли недооценила своеобразия Вериного восприятия действительности.
Полная сочувствия, бросилась спасать Пашку. Выслушала его жалобы и стенания. Что-то попыталась посоветовать, уговорить. И обнаружила, что он вовсе не желает ничего менять. Возможно, он все еще тянулся ко мне, все еще сожалел об утраченном. Но теперь он принадлежал другой женщине.
Мой Павлик, которого я давно привыкла считать закоренелым холостяком… Которого, что греха таить, я давно присвоила, сама о том не задумываясь…
Для Пашки ничего не было более муторного и тошного, чем разговоры о вождении, которые я иногда с ним заводила. Инженер по профессии, на «ты» с любой техникой, он почему-то все время уклонялся от приобретения автомобиля. Поскорее сворачивал разговор на другую тему, когда я старалась убедить его получить права. Все его ссылки на плохое зрение не выдерживали критики. Он просто упрямился или боялся чего-то неосознанно…
Верка рассказала, что Павел недавно получил права, а на днях на работе обмывали покупку им машины… Нашла эта женщина, его невеста, ключик…
Изредка мы созваниваемся с Пашкой и беседуем по душам, обо всем на свете, как привыкли с давних времен. Иногда — еще реже — я захожу к нему на работу — повидаться с ним, с Гошей и с другими хорошими людьми. Пашка почему-то редко упоминал в общении со мной свою пассию. Где-то с осени он и вовсе пропал. Я как-то позвонила, чтобы рассказать про Францию, — он быстро свернул беседу, ссылаясь на дела. В Новый год я спросила его, где он запропастился, — и он снова ничего мне не сказал. А ведь день свадьбы уже был, наверное, назначен. И не пригласил.