— Не хочется уходить, — сказал Антон. Первым с ним согласился Самурай:
— Да... Хорошо бы всем вместе и дальше идти, но... Нужно осмотреть широкую полосу, а для этого придется разойтись.
— А расходиться опасно, — заметил Печеный.
— Пока никакой опасности нет. Если появится — будем, конечно, думать...
Обжора надел ранец со своим передатчиком, попрыгал на месте.
— Оставь здесь, — посоветовал Сержант. — Охота с собой лишнюю тяжесть таскать? Если что-то найдем, вернешься и все передашь.
— А если не будет времени вернуться?
Самурай полез в свою сумку и достал сверток из серой бумаги. Внутри лежало несколько сухих корок-концентратов. Их Самурай отложил в сторону, а бумагу разгладил на коленях и осторожно разделил на два слоя. На одном из них оказалась карта.
— Все ко мне, — сказал он. — Разобьемся по маршрутам. Обжора и Леденец идут от этой вышки — вон она стоит — в направлении насосной станции. Сержант с Антоном двигаются налево, до эстакады, которая висит над болотом. Там сразу поворачиваете направо и идете вдоль болота, пока не доберетесь до ангаров. Собираемся около реки, вот здесь. Место приметное, там раньше была пристань. Как отметимся, снова расходимся и продолжаем искать. Запоминайте карту.
Все обступили Самурая и разглядывали мятый листок, что лежал у него на коленях. На карте было нарисовано только самое главное, поэтому она казалась простой и понятной. На ней легко узнавался ландшафт.
— Все запомнили? — нетерпеливо спросил Самурай.
— А что, с собой ее взять нельзя? — поинтересовался Леденец.
— С собой — нельзя, — ответил Самурай, после чего разорвал карту, а клочки бросил в костер. — Ну... Продышались — и пошли.
Антон шагал за Сержантом и постоянно оборачивался, пока не потерял из вида последнего бойца команды. Последним он видел Печеного.
— Чего искать, я так и не понял, кстати, — проворчал Сержант.
— Людей, — безразлично отозвался Антон. — Сначала нужно найти людей, а потом уж решать, что делать дальше.
— Ну, найдем мы людей, и что с того? Пытать их, что ли? Я даже не знаю, что у них спрашивать. Так же не делается!
— Помнишь, что ты мне сказал, когда мы познакомились? — сказал Антон. — Любая операция должна быть хорошо продумана и проработана. Нашу операцию никто не прорабатывал. Мы все должны придумать сами.
— Чувствую, тяжело будет придумывать.
— Если бы было легко, этим занялся бы оперотряд. Ты же сам все это знаешь. Не понимаю, чем ты недоволен.
— Ничем, — ответил Сержант. — Просто не нравятся мне эти места.
Они двигались по хорошо утрамбованной дороге вдоль скопления длинных приземистых зданий, похожих на фермы. Стены зданий были сделаны из серого низкокачественного бетона, который уже весь растрескался, а пластиковые крыши во многих местах обвисли рваными лохмотьями.
— Посмотри, там какая-то железная хреновина, — сообщил Сержант. — Кажется, это и есть наша эстакада.
Действительно, впереди начиналось болото. Его предваряло скопление больших луж с черной водой, которые с каждым шагом становились все обширнее, сливались, пока не перешли в сплошную тусклую поверхность. Из воды кое-где торчали тонкие стволы молодых кедров, наклонившихся в одну сторону из-за слабого, но постоянного течения.
Над болотом поднималась ажурная металлическая конструкция, несшая на себе куда-то за деревья пучок тонких труб.
Сержант подошел, пнул эстакаду ботинком.
— Вроде крепкая. Я, пожалуй, влезу на эту штуку, погляжу, что вокруг делается.
Он передал Антону свою сумку и автомат и начал карабкаться по сплетению ржавых балок и уголков, уворачиваясь от мусора, который от тряски посыпался сверху.
— Чисто, — сообщил Сержант через пару минут. — Никого нет, никаких людей. Правда, впереди большой цех, этажей семь. Но он совсем развалюха, там никто жить не станет.
— Все равно надо осмотреть, — сказал Антон. — Может, хоть следы найдем.
— Осмотрим. — Сержант спрыгнул на землю, отряхнул руки. — Только осторожно. Может, там плиты уже на голову валятся.
Здание, о котором говорил Сержант, выделялось на фоне серого неба уродливой кособокой коробкой. Строительный пластик давно облетел с его стен, обнажив лестницы, трубы, колонны и остатки механизмов, когда-то здесь работавших. Подойти к стенам цеха оказалось непросто — повсюду темнели невысыхающие маслянистые лужи. Антон подумал, что Сержант, пожалуй, прав — жить здесь вряд ли кто станет.
— Может, я и сюда влезу? — предложил Сержант. — Оттуда, с такой высоты, вообще всю округу, наверно, видно.
Он видел, что карабкаться по ветхим лестницам опасно, и спрашивал совета у напарника.
— А может, теперь я? — предложил в ответ Антон.
Тут Сержант остановился, прислушиваясь.
— Слышишь? — сказал он через несколько секунд.
— Что?
— Т-с-с... Послушай.
Антон затаил дыхание и вскоре действительно услышал какие-то шорохи и металлическое бряцание.
— Может, ветер железки качает?
— Да нет же ветра! — удивленно сказал Сержант. — А ну, пошли...
Они добрались до угла здания и замерли, осторожно выглянув. И сразу увидели незнакомого человека.
Он стоял на коленях, склонившись над баллоном газогенератора переносного сварочного аппарата. На человеке была только длинная рваная рубаха, голые ноги покрыты грязью и болячками.
— Что он делает? — удивленно прошептал Сержант.
Человек подбирал с земли камешки, мелкий мусор и кидал все это в жерло баллона, что-то бормоча про себя.
— Думаю, можно подойти, — решился Антон.
— Да... Давай помаленьку.
Незнакомец заметил приближение двух чужаков, но никак не отреагировал.
— А это тебе нравится? — говорил он, продолжая складывать в баллон всякую грязь. — А это тебе вкусно? А вот, попробуй. Кушай, Ромка, я уже не хочу.
— Что ж он делает? — ухмыльнулся Сержант. — Кто у него там?
Антон сунул руку за пазуху, нащупал пистолет и маленькими шагами подошел совсем близко. Человек на мгновение замер, чуть отодвинулся, затем продолжил заниматься своим странным делом..
— Нет там ничего, — сообщил Антон, склонившись над горловиной баллона. — Один только мусор.
— Конечно, — засмеялся Сержант. — А ты думал, там Ромка сидит?
Он тоже подошел, держа руку на автомате.
— Просто шизик. Дай ему хлеба, что ли...
Антон сунул руку в сумку и нащупал раскрошившийся кусок. Незнакомец увидел хлеб и мгновенно преобразился. Его пустые безумные глаза вдруг начали что-то выражать. В них появились вожделение, хищная страсть и одновременно боязнь, что этот кусок может не стать его собственным. Все эти чувства, промелькнув на лице, сделали его на порядок разумнее, чем оно было секунду назад.