Женщина может быть сильнее мужчины, если находит в себе достаточно твердости, чтобы отказать в его прихотях. И даже если заставить ее силой, это будет проигрышем мужчины, а не победой над личностью. Женщину нельзя заставить уважать или ценить себя. Напротив, это самый прямой путь к презрению и ненависти.
Ганс смутно понимал что-то такое и потому боялся женщин с сильным характером. Он хотел с ними союза, мирного договора, но как его добиться, если речь идет о женщине совершенно другой пробы?
«Сначала куплю машину, – подумал он тогда, млея от прикосновений ее пальцев. – Потом стану одеваться. Буду как Кича – пиджаки, рубашки шелковые, плащ. Можно прическу сделать, волосы чуть отпустить».
Немного позже Ганс все же набрался смелости и познакомился с ней. И когда узнал, что Света – мать-одиночка, словно камень с его души свалился. Все стало просто!
Она тоже оказалась неполноценной, ущербной и несчастной. Ей нужен был сильный, надежный мужик рядом, ей требовались деньги, чтоб воспитывать своего пацана. Оказалось, Ганс легко мог выступить в роли благодетеля даже для такой роскошной девчонки. Замордованная жизнью, она вряд ли будет гордой и придирчивой. В этот миг все его сомнения и комплексы растаяли, как дым.
Впрочем, не совсем растаяли. Он до сих пор даже не попытался поцеловать Светлану. Что-то останавливало. Подсознательно Ганс не хотел, чтобы с ней все было так же, как с кабацкими размалеванными шлюхами.
Все эти чувства были новыми для него, они пугали и настораживали. Он ни за что не поделился бы своими переживаниями с кем-то из приятелей – ребята просто посмеялись бы.
Он несколько раз подвозил Свету домой с работы, дарил пакеты с едой, оплатил Пашке садик на полгода вперед. Даже пообещал свозить на море. Ему нравилось это делать. Правда, в глазах Светланы вместо умиления и благодарного восторга он пока видел лишь настороженность. Но это пока...
«Никуда не денется, – снова подумал Ганс. – Посидит пару дней на одних макаронах – сама позвонит. А не позвонит – так и быть, сам заеду. Успокоится...»
Однако сегодня Ганс был настроен провести время в дамском обществе и не собирался менять планы из-за мелкой неприятности. Он полистал блокнот – и направил машину в сторону одного из женских общежитий.
* * *
Дверь в родительскую квартиру Гриша открыл своим ключом. Разулся, бросил куртку на тумбочку, прошел в комнату. Мать смотрела телевизор, лаская на коленях кошку, отец за письменным столом согнулся над какими-то бумагами.
– Привет, – сказал Гриша, опускаясь в старое-старое кресло с облупившимися подлокотниками.
В этой квартире он прожил с родителями больше десяти лет. Потом, после окончания института, переехал в теткину, поскольку был серьезно нацелен на самостоятельность в жизни.
С тех пор здесь ничего не изменилось. Два шкафа – с книгами и с посудой, пианино, торшер, швейная машинка, потемневший натюрморт на стене – все это он помнил с детства.
Он был поздним ребенком. Родители познакомились в довольно зрелом возрасте. Отец был военным врачом и лечил в основном бойцов освободительных армий в развивающихся и прочих братских странах. До тридцати лет он безвылазно сидел то в Корее, то в Анголе, то в Афганистане. Кончилось тем, что где-то в джунглях он подцепил местную лихорадку, которая дала осложнение на печень, после чего был списан на гражданку с военной пенсией. После этого отец быстро постарел.
Мать работала учительницей, а последние годы – библиотекарем в той же школе. Зарплата у нее была совсем небольшой, да и отец не очень-то мог разгуляться на свою пенсию. Несмотря даже на то, что, кроме фотографий на фоне афганских гор и вьетнамских деревень, он имел орден Красной Звезды и редкую для медика медаль «За боевые заслуги».
– Как дела? – спросил Гриша.
– Ничего, – ответила мать. – Ужинать будешь?
– Нет, спасибо. Отец все кроссворды сочиняет?
– Между прочим, в газете за один кроссворд двадцать пять рублей платят, – сказал отец, строго посмотрев на Гришу поверх очков.
– Оксана звонит? – спросила мать.
– Да нет... Редко.
– Я же говорил – пропала твоя невеста, – подал голос отец, не отрываясь от занятия.
– Почему пропала? Она учится, у нее свои дела.
– Вот-вот, свои дела...
– Хорошая девушка, – сказала мать. – Как приедет, обязательно приводи в гости.
– М-да... – неопределенно кивнул Гриша. – А я, кажется, работу меняю.
– Что? – Отец даже очки снял. – Как это – меняю?
– Ухожу из «Скорой».
– А куда? – встревоженно спросила мать.
– В клинику. Буду наконец лечащим врачом.
– Зарплата больше?
– Думаю, больше.
– В областную больницу, что ли? – поинтересовался отец.
– Нет. Это частная клиника, ты не знаешь.
– Частная... Вот закроется твоя клиника, останешься безо всего.
– Безо всего не останусь.
– Если частная, то платить должны хорошо, – проговорила мать.
– Наверно. Да и не в этом дело. Мне предложили по специальности работать, по моей теме. Оборудование, материалы – все будет. Практика, одним словом. Я о таком даже и не мечтал. И вообще, там интересно...
Что именно там интересного, Гриша уточнять не стал. Мать испугалась бы, а отец получил бы повод назвать всех жуликами и шарлатанами.
– Молод ты еще для частной клиники, – проворчал отец. – Врачу ниже первой категории там делать нечего. Будешь на подхвате – утки выносить да клизмы ставить.
– В жизни надо и клизмы ставить уметь.
– Пойду чай сделаю, – захлопотала мать.
– Не надо, ма, я уже ухожу. Завтра вставать рано.
– Подожди. Возьми хоть картошки...
– Не надо. Как начну работать – зайду расскажу.
Гриша вышел на улицу и торопливо зашагал к остановке. В принципе родительское благословение было получено.
* * *
– И все-таки кухни больших древних народов на порядок превосходят все последние кулинарные «изобретения», – произнес профессор Соломонов, открывая банку с холодным куриным супом. – Культура питания оттачивается по мере развития любой цивилизации. Все маленькие народцы, выросшие в парниковых условиях, не способны ни удивить, ни обрадовать настоящего гурмана. Народная кухня так же важна и неисчерпаема, как народная музыка и литература. Время великих открытий прошло, человек уже не придумает ничего вкуснее, чем было изобретено до него.
– Я думаю, главные открытия еще впереди, – высказался Гриша.
– Только не в кулинарии. Ибо это искусство, а не наука. Вот скажите, Гриша, существует ли для вас такое понятие, как американская кухня?