– Правда.
– Ничего не помню. – Он сокрушенно покачал головой. – Ни-че-го...
– Вы были в коме, а после этого некоторые даже свое имя забывают. Последние минуты перед остановкой сердца всегда стираются из памяти.
– Не говори «последние», говори – «крайние», – произнес мужчина, вспомнив старое суеверие летчиков и моряков. – Ничего у меня последнего нет. Я еще встану, я заявлюсь к ним, и тогда посмотрим, у кого будет последний раз...
Было странно и жалко видеть больного обессиленного человека, который кипел от негодования, грозился, строил планы каких-то разборов. Ему суждено было остаться инвалидом, навсегда привязанным к спецпитанию и капельнице. Григорий не был уверен, что как-то можно исправить проблемы с его пищеварением, он никогда не встречался с похожими случаями. А еще – поломанная психика, ночные страхи, истерики. И со всем этим ему жить.
Святой обязанностью Григория, как и любого врача, было поддержание искры жизни в человеке. До последнего рокового мига, до самого слабого вздоха, пока еще есть надежда. Но только идеалисты считают, что надежда умирает последней. В жизни она часто умирает раньше, чем перестает биться человеческое сердце. Нужно своими глазами видеть муки обреченного человека, чтобы понять, как тяжело иногда бывает врачу исполнять свой святой долг.
Измученному человеку, который лежал сейчас на кровати перед Григорием, дали возможность жить дальше. Но будет ли он благодарен за это, когда его мучения растянутся на месяцы и годы? Не захочет ли он сам оборвать их?
– Когда я на ноги встану, а, парень? – спросил он.
«Никогда», – подумал Гриша. Но вслух ответил:
– Я думаю, уже скоро. Поговорите со своим лечащим врачом.
– А ты кто – не врач? Вы все от меня что-то скрываете. Только обещаете, улыбаетесь, а сами слова лишнего не оброните. Ничего, ничего... Вот поднимусь и пойду... Слушай, а они не пройдут сюда?
– У нас хорошая охрана, – ответил Григорий, даже не интересуясь, про кого он говорит.
– Не знаю, не знаю... Ночью просыпаюсь – шаги за стеной слышу. Тут посторонних точно не бывает?
Грише пора было уходить. Разговор непозволительно затягивался, отнимая у пациента силы и взвинчивая нервы.
– У вас все будет хорошо. – Он улыбнулся и вышел из палаты, тихо закрыв за собой дверь.
На сегодня это был последний пациент. Гриша вернулся в кабинет, сложил приборы и задумался, чем бы занять ближайший час.
После того как из Воронежа пришли долгожданные медицинские лазеры, его рабочий распорядок сильно изменился. С утра он работал по своему профилю и иногда заканчивал рано. Помогать Соломонову приходилось меньше, часто выпадал свободный час или два, когда Гриша мог полистать журналы, позаниматься своей работой или просто пройтись по магазинам, посидеть в баре.
Он полюбил сидеть в одиночку за столиком кафе и наблюдать за людьми. Дни становились все теплее, от зимы давно уже не осталось и следа. Настроение, как и положено весной, было оптимистическое. Самое время для надежд и новых планов.
Планы у Григория были. Он тщательно описывал в рабочем дневнике все этапы лазерной терапии, последствия, результаты и осложнения. Он собирался в конце концов опубликовать это. Столь богатого практического материала он до сих пор не имел и даже не мечтал о таком, пока работал в «Скорой».
Однако была одна проблема. Чтобы описать состояние пациента, нужна история его болезни. Увы, Григорий даже в общих чертах не представлял причин недоразвитости иммунной системы своих больных. Он знал, например, что данный человек получил тяжелую травму в автоаварии или пулевое ранение, пережил клиническую смерть. Но какая тут связь с иммунитетом? И что лежало между той травмой и его нынешним состоянием?
Этот пробел по всем правилам был просто немыслим. Ни в одной больнице медика не подпустят к пациенту, если он не будет точно знать этиологии его заболеваний. Но здесь была иная ситуация. «Золотой родник» напоминал конвейер, где каждый заворачивает свою гайку, не зная, что получится в итоге.
Надежд, что главный приоткроет тайну, а тем более разрешит публикацию, было мало. А без этой информации все наблюдения Григория можно легко списать на псевдонаучные домыслы.
Гриша переоделся, вышел из кабинета, закрыл дверь – и едва не столкнулся с Донским, который быстро шел по коридору с крайне озабоченным видом.
– О, наконец кто-то живой! – воскликнул он. – Ты не занят?
– Не особенно.
– Пошли быстро за мной.
Они спустились на первый этаж и оказались перед лестницей, ведущей в подземный переход. Их уже ждал один из сотрудников, одетый в белый одноразовый комбинезон.
– Вот, забирай, – сказал Донской. – Это – Гриша, а это – Володя. Заодно и познакомитесь.
Гриша знал этого парня только в лицо. Он работал во флигеле, крайне редко появляясь в главном корпусе.
– Пошли, – энергично кивнул Володя.
– А переодеться? Я не стерильный.
– Пошли, некогда.
Они быстро зашагали по гулкому подземному коридору, освещенному бледным ультрафиолетом.
– Роды принимать можешь? – спросил Володя.
– Было пару раз.
– Значит, можешь. Как назло, никого народу, все или заняты, или разбежались.
– Кто рожает?
– Одна хорошенькая девочка. Познакомишься, если... Если успеешь.
Поднявшись по лестнице, они вошли в ярко освещенную продолговатую комнату, в центре которой склонился над операционным столом еще один местный врач. Его имени Гриша не знал: с ребятами из флигеля ему приходилось соприкасаться очень редко.
– Халат на полочке, в пакете, – сообщил Володя, подходя к коллеге.
Гриша посмотрел на стол и остолбенел. Там лежала свинья. Она не двигалась, видимо, находилась под наркозом. Простыня под ней была пропитана кровью, врач копался в рассеченном брюхе.
– Вы, ребята, не очень торопились, – заметил он.
– Извини, Валек, контора словно вымерла. Еле нашли вот этого парня.
– Да ладно, не плачь. Я уже все сделал, пока ты бегал.
– Давай одевайся скорей и присоединяйся, – поторопил Володя Гришу.
Валек, чье лицо было закрыто маской, окинул его быстрым оценивающим взглядом.
– Приходилось роды принимать?
– Только не такие.
– Ну, ничего, справишься. Мы тебе самое легкое поручим.
Гриша застегнулся, надел маску.
– Иди сюда. И подкати вон тот столик с инструментами. Держи здесь тампон, кровища хлещет. Вот так... И меняй почаще.
– Какой тампон! – воскликнул Володя. – Пусть держит насос, здесь тампоном уже не обойдешься. Говорил же – не режь ты апоневроз, разведи пальцами.