Первым заговорил помощник капитана. Его голос раздался так неожиданно, что я вздрогнул.
– Кто-нибудь, живо принесите фонарь!
Все замялись на секунду.
– Сбегай за фонарем в рулевую рубку, Тамми.
– Слушаюсь, сэр, – сказал парень с дрожью в голосе и побежал на ют.
Не прошло и минуты, как я увидел приближающийся к нам огонек. Парень спешил. Подбежав, он передал фонарь второму помощнику, и тот, взяв его, подошел к черной бесформенной массе, лежащей на палубе. Он вытянул руку с фонарем вперед, освещая упавшее тело.
– Боже мой! – сказал он. – Это же Вильямс!
Он наклонился еще ниже и смог рассмотреть тело. Да, это был Вильямс, в этом не было никаких сомнений. Второй помощник приказал двоим матросам поднять тело и положить его на люк. Затем он отправился на ют, чтобы позвать капитана. Через пару минут он вернулся, притащив с собой старый корабельный флаг, и накрыл им беднягу Вильямса. Почти вслед за ним на палубу торопливо поднялся капитан. Он приподнял край флага, посмотрел, затем опустил его, и второй помощник объяснил ему в двух словах все, что нам было известно.
– Что прикажете с ним делать? – спросил он, закончив свои объяснения. – Погода хорошая, можете оставить беднягу на палубе, – сказал капитан.
Он повернулся и ушел на корму.
Второй помощник коротко приказал:
– Тащите сюда Швабры и воду! Живо!
Резко повернувшись, он отослал Тамми на ют. Потом проследив, как рей подняли на фок-мачту, он отправился следом. Видимо, он сообразил, что парню не следует слишком долго оставаться рядом с трупом – его нервная система могла бы не выдержать этого.
После того, как они ушли на ют, мы спустились в кубрик. Все были подавлены и напуганы. Некоторое время мы сидели каждый на своей койке и молчали. Подвахтенные спали, никто из них не знал о случившемся.
Вдруг, переступив через планширь с правого борта, в кубрик вошел Пламмер, наш штурвальный.
– Как это случилось? – спросил он. – Вильямс сильно разбился?
– Ш-ш! – сказал я. – Разбудишь остальных. Кто встал за штурвал вместо тебя?
– Тамми. Второй прислал его. Разрешил, чтобы я покурил на баке. Говорит, что Вильямс сорвался с рея.
Он замолчал и, оглядев лица матросов в кубрике, озадаченно спросил:
– Где он?
Я взглянул на остальных парней, но, похоже, ни у кого из них не было желания взять на себя роль рассказчика.
– Он упал с самого верха! – сказал я.
– И где он теперь? – повторил Пламмер. – Разбился, – сказал я. – Лежит на люкс. – Мертвый? – спросил он.
Я кивнул.
– Я догадался, что случилось что-то серьезное, когда заметил, что Старик пошел на нос. Как все это произошло?
Он обвел взглядом всех, сидящих в кубрике; мы молча курили.
– Никто не знает, – сказал я и взглянул на Стаббинса. Я перехватил его задумчивый взгляд.
Секунду помолчав, Пламмер снова заговорил:
– Я слышал его крик, когда стоял на штурвале. Похоже, ему досталось там, наверху.
Стаббинс чиркнул спичкой и приступил к раскуриванию своей трубки.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он, выпуская дым.
– Что имею в виду? Ну, не знаю. Может, ему зажало пальцы между бейфутом и мачтой.
– А как объяснить то, что он ругался на второго помощника? Тем, что у него прищемило пальцы? – вмешался Квойн.
– Я не знал об этом, – сказал Пламмер. – Кто слышал, как он ругался?
– Думаю, что это слышали все на этой чертовой посудине, – ответил Стаббинс. – Однако я не уверен, что он ругался на второго помощника. Поначалу я думал, уж не рехнулся ли парень, кроет помощника капитана, но теперь я думаю, вряд ли. Когда начинаешь размышлять, понимаешь, что у него не было причин поднимать скандал. Потом мне кажется, что он кричал кому-то наверх, а не вниз. Кроме того, с какой стати заводить разговор со вторым помощником по поводу твоей зарплаты в столь неподходящее время.
Он взглянул на меня. Джок, который покуривал потихоньку, сидя на сундучке рядом со мной, не спеша вынул изо рта трубку.
– Верно говоришь, верно, – сказал он, кивая головой.
Стаббинс продолжал разглядывать меня.
– А ты что думаешь? – спросил он вдруг. Возможно, мне тогда только показалось, но Стаббинс как будто вкладывал в свой вопрос какой-то смысл, причем куда более глубокий, чем это выглядело на первый взгляд.
Я посмотрел на него. Я бы не смог высказать свое мнение по поводу случившегося, даже если б захотел.
– Не знаю! – ответил я, уходя от прямого ответа. – Хотя я тоже не думаю, что он ругался на второго помощника. По крайней мере, если брать его слова в целом.
– Именно это я и говорю, – продолжил Стаббинс. – И еще: вам не приходило в голову такое странное совпадение: сначала Том чуть было не слетел оттуда, а теперь – это!
Я кивнул.
– С Томом тоже все кончилось бы плохо, если б ему не захлестнуло запястье концом сезня.
Он помолчал, а затем через пару секунд продолжил:
– Это было всего три или четыре дня тому назад!
– Не пойму, к чему ты это клонишь? – сказал Пламмер.
– Ни к чему я не клоню, – ответил Стаббинс. – Просто все это чертовски странно. Похоже, что этому кораблю не будет удачи, вот что я думаю.
– Возможно, – согласился Пламмер. – Что-то действительно происходит в последнее время. В следующий раз, когда полезу наверх, буду крепче держаться за ванты.
Старый Джаскетт вытащил изо рта трубку и, вздохнув, сказал:
– Слишком много непонятного. Каждую ночь – что-то новое. Не сравнить с тем, как было поначалу, когда только началось плаванье. Кажется, будто вместо сыра тебе подсунули кусок мыла. Я считал, что все это бред собачий про призраки и привидения, но похоже, что это правда.
Он замолчал, прокашливаясь.
– Привидений здесь нет, – сказал Стаббинс. – По крайней мере, в том смысле, какой ты в это слово вкладываешь.
Он умолк, как будто пытаясь ухватить ускользающую мысль.
– Ну? – сказал Джаскетт.
Прервав молчание, Стаббинс продолжил, не обращая на Джаскетта ни малейшего внимания. Он точно разговаривал сам с собой.
– Все очень и очень странно. Я не знаю, что там Вильямс говорил на рее, но знаете, мне иногда казалось, что было у него что-то такое на уме... Затем, после еще одной паузы, длившейся с минуту, он сказал буквально следующее:
– Кому он все это говорил?
– Ну? – снова спросил Джаскетт; он был явно растерян.
– Вот я и думаю, – сказал Стаббинс, выбивая трубку о край сундучка. Может, в конце концов вы и правы, ребята.