— Если и есть, то я вооружена.
— Не шутите, — запротестовал Жан Марк. — Святая Мария! А что, если оттуда выползет кобра?
— Не выползет. — Мадлен уже поняла, что в тайнике нет ничего опасней жуков. Она глянула на напарника и увидела, что тот помрачнел. — Вас что-то тревожит?
Жан Марк неопределенно пожал плечами.
— Ничего из того, что имело бы отношение к нашей работе.
— Но вы все же обеспокоены. Почему? — Мадлен села на пятки. — Перед второй попыткой мне надо бы отдохнуть, — солгала она.
— Разумеется отдохните.
— Мы могли бы поговорить, — не отступалась Мадлен.
— Пустое, мадам. — Жан Марк посмотрел ей в глаза. — Мне бы не хотелось обсуждать это с вами. — Он позволил себе резкость и потому, смутившись, прибавил: — Это личное, прошу меня извинить.
Мадлен внутренне улыбнулась.
— Мы оба заняты одним делом, Жан Марк, и оба сейчас далеки от мест, где росли. Волей-неволей мы друг от друга зависим, и поэтому я не могу притвориться, что мне нет до вас дела. — Она потянулась к своей сумке. — Еще две попытки — и мы вытащим камень. Я поищу замену сломанной кисти, а вы давайте выкладывайте, что у вас на душе.
Жан Марк привалился спиной к стене, на лице его проступили скорбные складки.
— Меня тревожит моя невеста. Ее отец отказывается признавать нашу помолвку и, как мне кажется, старается всеми способами отговорить от нее Онорин. Она заверяет меня, что этого не случится, но теперь проживает в Париже у тетки, чем я весьма удручен.
— Отчего же? — спросила Мадлен, вспомнив о своем первом приезде в Париж и о тетушки Клодии, которая приняла ее в своем доме и сделалась ей и подругой, и матерью, и наставницей в едином лице. Она вывела племянницу в свет, она заботилась о ней вплоть до смертного часа, а сама умерла четырнадцать лет спустя от воспаления легких, так и не узнав, что ее любимица пережила свою смерть. Мадлен так глубоко задумалась, что первая часть откровений расстроенного влюбленного прошла мимо ее ушей.
— И даже несмотря на благожелательную и бескорыстную помощь ее дальнего родича Жоржа, мы не можем быть уверены в своем будущем, — бубнил монотонно Жан Марк. — Отец запрещает ей со мной переписываться, а это совсем уж невыносимо. Мой будущий тесть самодур и тиран, но что я могу с этим поделать? — Он достал затейливо расшитый платочек и промокнул лоб. — Мне остается лишь предпринять все возможное, чтобы обрести в его глазах статус достойного жениха, прежде чем он придумает, как заставить Онорин выйти замуж за кого-то другого. Он ведь уже вынудил ее младшую сестренку, Соланж, выйти за пожилого вдовца с детьми, хотя она сама еще совсем девочка.
— Но вы говорите, какой-то родич… Жорж, кажется… вам помогает, — уточнила Мадлен. — С чего бы это, позвольте узнать?
— Он из тех людей, что чутко реагируют на всякую несправедливость. И потом, они росли с Онорин и всегда были большими друзьями. Ее счастие для него отнюдь не пустой звук. — Жан Марк подобрал с пола камешек и запустил его в дальнюю стену. — Без него мы бы просто пропали!
— В самом деле? — спросила Мадлен, стараясь не выдать голосом своих чувств.
— Конечно. — Он тяжело вздохнул. — Мы не виделись с ней больше двух лет. Она, правда, пишет, что ее чувства ко мне неизменны, но в Париже, где столько блестящих мужчин и соблазнов, можно ли долго хранить верность данной когда-то клятве? А тут еще и отец!
— И вы надеетесь, добившись успеха в Египте, переменить его мнение о себе?
— Да. Я хочу доказать ему, как он ошибается, полагая, что человек, пробивающий себе в жизни дорогу научными изысканиями, не ровня какому-нибудь фабриканту. — Жан Марк надул губы и заморгал, как ребенок, у которого отобрали игрушку. — Он богат, но все равно стремится продвинуться, называя себя сыном революции, хотя на деле просто зазубрил несколько лозунгов, вот и все.
— Во Франции много таких, — более резко, чем ей бы хотелось, сказала Мадлен.
Жан Марк метнул в ее сторону взгляд.
— Вы ведь аристократка? — спросил, насупившись, он.
— Да, моя семья, безусловно, может претендовать на какую-то родовитость, — осторожно произнесла Мадлен и вытащила из сумки ломик поменьше. — Вот. Это послужит лучше, чем кисть. — Она протянула ломик соседу. — Мне жаль, что ваша невеста пребывает в таких сложных условиях. Влюбленным приходится нелегко, когда семьи противятся их браку.
— Вы правы, — согласился Жан Марк, лицо его стало жестким. Он взял в руки ломик и подсунул его под плиту. — Вы готовы попробовать?
— Конечно, — кивнула Мадлен, внутренне усмехнувшись. Не будь здесь свидетеля, этот камень давно валялся бы где-нибудь в стороне. — Может быть, я и аристократка, Жан Марк, но все же умею работать руками.
Он не отреагировал на последнее замечание.
— У меня все в порядке.
— У меня тоже. Снова действуем на счет три?
На этот раз плита подалась легко, и подпорка продвинулась дальше.
— Если там окажется что-то важное, — пробормотал Жан Марк, — это все разрешит.
Мадлен обернулась.
— Что вы имеете в виду?
Жан Марк вспыхнул.
— Только то, что я заработаю репутацию, которая мне поможет в дальнейшем. Я хочу стать штатным сотрудником какого-нибудь модного университета, я хочу сбросить с себя шкуру лектора, для которого то есть работа, то нет. Я хочу сам организовывать экспедиции и… — Он виновато примолк. — Я ничего не имею против профессора Бондиле.
— Понимаю, — улыбнулась Мадлен.
— Но я должен думать о будущем. Профессор Бондиле уже завоевал себе имя, у него прочное положение, ему не нужно беспокоиться, где он будет преподавать. Кроме того, он нашел способ обеспечить себя на все случаи жизни. — Жан Марк потер плечо. — Тяжеленная все же плита.
— М-да, — рассеянно согласилась Мадлен. Разговоры о Бондиле мало ее волновали. А тайник волновал, вернее, то, что в нем скрывалось. Она старалась взять себя в руки, но фиалковые глаза ее возбужденно поблескивали.
— Как вы думаете, тут попахивает открытием? — спросил Жан Марк, все еще потирая плечо.
— Мы пока ничего не открыли. — Мадлен вновь усмехнулась. Забавно видеть чужое волнение, а еще забавнее сознавать, что оно превосходит твое. — Гадать бессмысленно.
— Что ж, нам нужно напрячься еще раз. — Жан Марк деликатно кашлянул. — Но если вы устали, можно кликнуть кого-то еще. Пусть не землекопов, так хотя бы коллегу Анже.
— Я справлюсь, — сказала Мадлен. — Или вам хочется, чтобы коллега Анже пришел на готовенькое? — Это была издевка.
— Понял, — сказал Жан Марк, потирая руки. — Ладно. Да. Уверен, вы правы. Это должно быть только нашим. Нечего привлекать остальных. — Он вытер вспотевшие ладони о брюки, приговаривая: — Дурные манеры, что делать, вы можете не смотреть.