Ласка перекрестилась.
— Не хочу на нее смотреть.
— Тогда смотри на вазу, — предложил Гюрзэн, склоняясь над сундуком. Останки змеи лежали на шали. Очевидно, на той самой, в которой ее принесли. Монах свел концы шали вместе и потянул их вверх. — Отвернись, — велел он Ласке, поднося грузный узел к широкому горлу сосуда. Раздался мягкий шлепок. — Дело сделано.
— Храни нас Господь, — прошептала горничная, снова крестясь. — Кто мог притащить в дом такое чудовище?
— Не знаю, — ответил Гюрзэн, с удивлением глядя на свои руки. Они тряслись, и он ничего с этим поделать не мог. — Не знаю, но попробую выяснить.
Ласка поспешно отступила от вазы.
— Она ядовитые, эти гадюки.
— Кобры, — мягко поправил монах. — Действительно ядовитые.
— Как ты узнаешь, кто это сделал?
— Не представляю, — признался Гюрзэн.
— Но это необходимо, — с жаром сказала Ласка. — Иначе в доме объявится другая змея.
— Или что-то похуже, — медленно проговорил копт, приводя в порядок мысли. — Вот что, — сказал, кашлянув, он. — Это предупреждение, а не покушение.
Кобру положили в сундук и закрыли. Она не могла уползти. Нам не пришлось гоняться за ней по всему дому. Значит, кому-то хотелось, чтобы ее нашли. — Монах вновь уставился на свои руки. Дрожь в них уже унялась.
— Зачем? — Ласка округлила глаза. — Чтобы потом посмеяться над нами?
— Кому-то очень не нравится мадам де Монталье, — пояснил копт, — и он дает ей это понять. Обычно змей связывают с колдовством. Значит, кто-то недвусмысленно намекает, что наша мадам — колдунья и что об этом уже идет слух.
— Боже милостивый, — прошептала служанка.
Монах между тем продолжал:
— Мадам не закрывает лицо. Мадам все свое время проводит среди развалин, копируя древние, не понятные никому письмена. Она очень молода, но в разговорах затыкает за пояс умудренных жизнью мужчин. Она снабдила доктора снадобьем, побеждающим лихорадку. У нее ни отца, ни мужа, ни брата, и ест она всегда в одиночку. — Перечисляя, он загибал пальцы. — Не удивительно, что кому-то все это кажется подозрительным.
— А ведь она и сейчас на раскопках, — встревожилась Ласка. — Опять рисует и ходит с открытым лицом. Ей следует все это бросить. — Горничная взглянула на копта. — Надо уговорить ее уехать отсюда.
— Думаешь, тебе это удастся? — спросил Гюрзэн. — Она приехала сюда вопреки всему — и вопреки всему здесь останется. Несмотря на то, что присутствие женщины в экспедиции не нравится многим.
— Надо заставить ее задуматься, как велик риск, — не отступала от своего горничная. — Гадюка в спальне — это не какие-то пересуды. Она могла укусить мадам и убить.
— У мадам много снадобий в сундуках. Ей не страшен яд кобры. — Монах взял со стола маленький колокольчик и коротко позвонил. — Я хочу рассказать все Реннету. Посмотрим, как он себя поведет. — Копт жестом велел Ласке сесть. — Но разговор буду вести я, если ты, конечно, не против.
— Конечно, не против, — фыркнула девушка, усаживаясь на пуф. — Все равно он не стал бы со мной разговаривать. Он не говорит ни с одной женщиной, кроме мадам.
— Тем более, — сказал Гюрзэн, знаком приказав ей умолкнуть, ибо в коридоре уже раздались шаги. — Реннет, — обратился он к арабу, настороженно замершему в дверях, — нам требуется твоя помощь.
— Сделаю все, что в моих силах, — ответил тот и после короткого колебания подошел к гардеробной.
— В одном из сундуков мадам де Монталье мы обнаружили кобру. Я убил змею, — монах показал на вазу, — и собираюсь предъявить то, что осталось, мадам, когда она вернется с раскопок. Но прежде мне хочется выяснить, как кобра тут оказалась.
— Кобра? — переспросил Реннет, приподнимая брови. — Вы уверены, что это кобра? В Египте водится много других змей. Возможно, это одна из них, вполне безобидная.
— Я разбираюсь в змеях, — сказал Гюрзэн. — Эта была с капюшоном.
— Всемогущий Аллах! — воскликнул араб, показывая, как он расстроен.
— Змея не могла влезть в сундук без посторонней помощи, — продолжал Гюрзэн, внимательно вглядываясь в лицо египтянина. — Значит, кто-то ее туда положил.
Последовала короткая пауза, потом Реннет усмехнулся.
— Кто стал бы подбрасывать змею в вещи мадам?
— Это я и намерен выяснить, — сказал Гюрзэн.
— Это было бы глупо, — произнес слуга, хмурясь.
— И тем не менее в вазе лежат останки змеи. — Монах скрестил на груди руки. — Кто из домашней прислуги больше всех говорит о мадам?
— Никто, — поспешно ответил Реннет и, спохватившись, продолжил: — Мадам… необычная женщина. Все о ней что-нибудь говорят. Это пустое, слуги всегда болтают.
— И все же змея оказалась в ее спальне, — сказал Гюрзэн.
— В доме бывают гости, — Реннет приосанился, ступая на твердую почву. — Позавчера и вчера мадам навещали коллеги, врач, дочка господина Омата. Когда в последний раз открывали сундук? — спросил вкрадчиво он. Это был умный ход, безотказно сработавший.
— Четыре дня назад, — ответила Ласка. — Я уложила туда шали, потом закрыла его и больше не открывала.
— Вот видите. — Реннет пожал плечами, словно сообщение снимало с него всяческую ответственность за происшествие.
— Я вижу лишь то, что число возможных врагов увеличивается, — резко ответил Гюрзэн. — А еще я вижу, что ты больше печешься о слугах, чем о своей госпоже.
Реннет поклонился.
— Мадам как приехала сюда, так и уедет. Слуги — египтяне, а потому будут жить здесь до конца своих дней.
Гюрзэн вздохнул, соглашаясь.
— В таком случае, что мне сказать мадам?
Реннет помолчал, и что-то в его лице неуловимо переменилось.
— Скажите, что ей разумнее всего уехать отсюда, иначе в другой раз она столкнется не с коброй, а с чем-нибудь худшим.
— Это угроза? — удивленно спросил Гюрзэн, не ожидавший, что египтянин пойдет на открытый конфликт. — Кто велел тебе ее передать?
— Никто, — ответил спокойно Реннет. — Я только высказал свои опасения. Подброшенная змея — послание, вам это известно не хуже меня. Кто-то заподозрил мадам в колдовстве, а это серьезное обвинение. Если она не обратит на него внимания, люди поймут, что они на верном пути.
— Ладно, — подвел итог разговору Гюрзэн и показал на вазу. — Эта змея могла убить горничную или кого-то еще. Если кто-то спросит тебя об этой истории, передай ему, что его подозрения неверны и что мадам никого и ничего не боится. — Он мотнул головой в сторону двери. — А теперь уходи. Ты очень помог мне, Реннет. Я этого не забуду.
Реннет побледнел.
— Чем же я вам помог?