— Мужчины вообще неравнодушны к деньгам, — мягко сказала она, — и вам повезло, что богатство отца может компенсировать недостаток вашего образования.
— Разве это правильно? — спросила девушка, хмурясь.
— Так уж заведено, — сказала Мадлен и покачала головой. — Не стоит задумываться над этим. Все равно тут ничего не изменишь. Скоро вы сама все поймете. Без моей помощи. Хотя ваш отец за такую лекцию меня, безусловно, не поблагодарит. — Ей даже думать не хотелось, что скажет Ямут Омат, если Рида передаст ему хотя бы часть их разговора.
— Отец ничего не узнает, — сказала девушка, словно заглянув в ее мысли. — Я, следуя вашим советам, буду вести себя как европейка. Начну, например, дуться. Вот так. — Она выпятила нижнюю губу. — Видите?
— Думаете, ваш отец с этим смирится? — спросила Мадлен.
— Ему придется. Я ничего ему не скажу, даже если он поколотит меня. Теперь, правда, это происходит не часто, потому что гости наезжают в наш дом чуть ли не каждый день. Если я выйду встречать их с синяками, получится некрасиво. — Рида взяла с подноса последнее лакомство. — Он сам меня сюда посылает, чтобы я обучилась французским манерам. Вот я и учусь. Ему не в чем меня упрекнуть. — Она хотела вытереть рот рукой и облизать пальцы, но, вовремя спохватившись, взяла льняную салфетку и промокнула губы, прибавив: — Глупо тратить на это ткань. Я все правильно делаю?
— Почти, — кивнула Мадлен, забавляясь.
— Очень глупо, — повторила Рида, аккуратно складывая салфетку. — А теперь?
— Хуже некуда. — Мадлен улыбнулась. — Сложив использованную салфетку по заглаженным линиям, вы как бы предлагаете хозяевам пустить ее в дело еще раз, а это для них оскорбительно.
Рида рассмеялась.
— Европа — страна невообразимых нелепостей, теперь я в этом убеждена. — Она прищурилась и склонила голову набок. — Мне шьют прогулочную накидку. Кажется, она так называется?
— Если вы имеете в виду верхнее платье для выездов в открытой коляске, то, разумеется, да. У женских накидок две или три пелерины, у мужских их больше. Английские накидки самые сложные. Кстати, именно англичанки и ввели этот наряд в обиход. — Мадлен опять посмотрела в окно. — По здешней жаре такая одежда вроде и ни к чему, но ее нужно иметь в гардеробе.
— Я заказала накидку с тремя пелеринами, — похвасталась Рида, — и теперь ищу к ней подходящую шляпку. Но пока ничего не нашла.
— Удобные шляпки попадаются редко, — сказала Мадлен и нахмурила брови, ибо в дверях гостиной возник Реннет. — В чем дело? — недовольно спросила она. — Мы занимаемся. Разве это не ясно?
— Мадам, с вами хотел бы переговорить профессор Бондиле. Он утверждает, что дело срочное, иначе я не стал бы вас беспокоить. — Реннет поклонился — почтительно, но с долей чванливости.
— Месье Бондиле? — переспросила Рида изменившимся голосом. — А он знает, что я здесь?
— Я сообщил ему об этом, мадемуазель, — ответил Реннет и повернулся к хозяйке. — Профессор ждет в зеленой гостиной. Если хотите, я пошлю к нему брата Гюрзэна.
Мадлен покачала головой.
— Нет. Раз уж дело такое срочное, я поговорю с ним сама. — Она обратилась к Риде: — Надеюсь, вы извините меня?
— Разумеется, — Египтянка зарделась. — Я пока попрактикуюсь с салфетками.
— Отлично. — Мадлен кивнула своей ученице и пошла за Реннетом, мысленно браня его привычку передвигаться по дому с важностью рыночного менялы.
— Мадам, — произнес Бондиле, завидев хозяйку виллы. Он склонился к ее руке, потом заявил с изрядной дозой ехидства: — Благодарю за любезность. Я приехал без приглашения, и вы были вправе меня не принять.
— К делу, мэтр, — уронила Мадлен, стараясь держать себя в рамках.
— Мне нужна ваша помощь. К сожалению, работа всей экспедиции находится под угрозой, и потому ситуация диктует действовать быстро. Боюсь, Жан Марк вбил себе в голову, что должен незамедлительно вернуться во Францию. — Увидев удивление на лице собеседницы, профессор кивнул: — Да-да, тут есть чему удивляться. Я сам поражен. Не знаю, что нашло на этого малого. Только и делает, что твердит о своей идиотской невесте. Ей, мол, нужна поддержка, а ему — подходящая должность в Париже… и все такое. Ужасная неприятность, мадам. Я не могу добиться от него ни одного разумного слова.
— Надо полагать, — сказала Мадлен, жестом приглашая гостя присесть. — Чего же вы от меня хотите?
— Поговорите с ним! — выпалил Бондиле, не обратив внимания на приглашение. — Парень, похоже, влип. Это какая-то катастрофа! Он готов пожертвовать своим будущим ради чьих-то капризов, но дело знает прекрасно. Мы не можем его отпустить. — Профессор забегал по комнате, потом остановился возле кресла Мадлен. — Он к вам тянется. Как и любой мужчина, в жилах которого течет не вода, а кровь.
— Звучит диковато, — сказала Мадлен, подумав, что Бондиле, сам того не подозревая, угодил почти в точку. Правда, кто к кому тянется, это вопрос.
— Вы понимаете, что я имею в виду. Вы ведь из той категории женщин, к чьим словам мужчины невольно прислушиваются, подчиняясь скорее своим эмоциям, чем резонам рассудка. — Бондиле наклонился и с заговорщическим видом шепнул: — Я ничего не забыл, как, надеюсь, и вы.
— Я бы забыла, если бы не ваши напоминания, — резко парировала Мадлен. — Позвольте и мне вам напомнить, что вы говорили о Жане Марке.
Бондиле снисходительно потрепал ее по плечу и, отшагнув в сторону, заговорил, не давая ей шанса выразить возмущение:
— Я знаю, его мучит тревога в связи с тем, что его чаяния не сбылись и что желаемые богатство и слава маячат по-прежнему где-то вдали. Но что я могу с этим поделать? Я сам в положении едва ли лучшем, чем он. Многим университетам Европы наша работа вовсе не представляется важной. Бытует мнение, что вся необходимая человечеству информация о канувших в прошлое временах заключена в религиозных догматах, а все остальное — дело историков. Руины и есть руины. О чем они могут поведать? Такова квинтэссенция всех аргументов, направленных против нас. — Бондиле сунул руки в карманы. — Я не хочу терять Жана Марка, мадам, и очень рассчитываю на вас.
Мадлен покачала головой.
— Что я могу сделать, профессор? Пэй, вопреки всему вами сказанному, смотрит в рот вам, а не мне.
— Теперь уже нет! — вскричал Бондиле, впервые ожесточаясь. — Раньше так все и было, но в последнее время он то и дело ополчается на меня. Я-де не способствую триумфу производимых нами раскопок, ибо не возлагаю на его голову лавровые венки. В сложившейся ситуации любое мое слово он примет в штыки. А еще ему не нравится, как я обращаюсь с находками. Кое-какие мои действия, видите ли, возмущают его.
— Какие именно? — вкрадчиво поинтересовалась Мадлен, перед мысленным взором которой услужливо всплыл крошечный ибис.
Бондиле неопределенно махнул рукой.
— Это не уточняется. В ход идут лишь намеки. Возможно, вам удастся его расспросить. — Гость подошел к креслу хозяйки так близко, что та лишилась возможности встать. — Вы сами знаете, что нужно делать, мадам.