– Прямым вмешательством!
– В каком смысле? Объясните, пожалуйста.
– Один из наших коллег занимается этой проблемой очень давно. Он пришел в выводу, что фундаментальные основы личности формируются в мозгу. Но мозг – это обычный орган тела, такой же, как печень или почки, и его жизнедеятельность можно корректировать, хотя мы только-только начинаем понимать, как это делать. Вы врач, и вам не надо это объяснять. Так вот, мы уверены, что низменное в человеке – называйте как угодно – это что-то вроде болезни, наподобие менингита, холеры, короче говоря, проблема чисто медицинская. Это просто дефект мозга, и лечить его нужно соответственно.
– Лечить? Каким лес образом?
– В медицинской стороне дела я не очень-то разбираюсь, но профессор Вамберг будет рад, вероятно, изложить вам все в деталях.
– Это хирургическое вмешательство?
– Доктор! Лично меня интересуют результаты. Видите ли, мы получили обнадеживающие данные раньше, чем начали эксперименты над этими работягами. Весь обслуживающий персонал в Рэвенскаре – это, так сказать, зримые плоды нашего труда. Короче, дайте человеку второй шанс в жизни, и он, как собачонка, будет пресмыкаться у ваших ног до конца дней своих.
Второй шанс в жизни! Дойл почувствовал, как у него застучало в висках. "Серые капюшоны". Чудовища в музее. Роботы, лишенные разума и чувств. Поддакнув Чандросу, Дойл инстинктивно вцепился в край балкона, наклонив голову, чтобы не выдать своего отвращения и ужаса.
"Так вот зачем им понадобились эти торфяные болота, – подумал Дойл. – Чтобы в тайне от всех творить свои мерзкие, богопротивные дела. Боджер Наггинс нутром почуял что-то недоброе и дал деру. Они выследили его и убили". Какой-то внутренний голос подсказывал Дойлу, что, возможно, бедняге Боджеру еще повезло. Неважно, какие чудовищные преступления совершили те несчастные, которые пели сейчас строем по двору, настоящие чудовища были здесь, рядом с ним на балконе…
Закат догорал. Колонна рабочих направлялась к фабрике. Во двор въехал грузовой фургон. Двое слуг направились разгружать его, и в этот момент Дойл заметил, как из-под фургона к стене метнулась какая-то тень, которую не успели заметить ни слуги, ни охранники. В какую-то долю секунды и с такого расстояния Дойл, конечно, не мог разглядеть лица этого человека, но в его движениях было что-то неуловимо знакомое…
Джек!
Из глубины дома раздался мелодичный звон колокольчика.
– Ага, нас приглашают к столу, – потер ладони Чандрос. – Вы не посмотрите, как там ваша прелестная спутница, доктор?
– Да, разумеется, разумеется…
– Отлично, ждем вас внизу.
Дойл кивнул, бросив последний взгляд во двор. Но ничего подозрительного или обнадеживающего он не увидел.
Подходя к дверям спальни, Дойл наткнулся на слугу, стоявшего возле стены. Взглянув ему в лицо, доктор в ужасе отшатнулся: глаза слуги были безжизненными и холодными, как у рыбы. Дойл вошел в комнату и поспешно захлопнул за собой дверь.
Эйлин сидела за туалетным столиком перед зеркалом и поправляла волосы, уложенные в пышную, замысловатую прическу. Она тронула помадой красиво очерченные губы и, оставшись довольна своим видом, примерила брильянтовое колье. Открытое черное бархатное платье, обтягивающее фигуру, подчеркивало все достоинства Эйлин, превращая ее в настоящую красавицу.
– Наши хозяева, вероятно, решили компенсировать урон, когда увидели мое испорченное платье. Помогите мне справиться с застежкой, Артур, – сказала Эйлин, поворачиваясь к нему спиной.
Застегнув крючки, Дойл с нежностью прикоснулся губами к обнаженному плечу Эйлин. Он уловил тонкий аромат духов, исходивший от нее.
Эйлин легко коснулась украшения.
– Это ведь не фальшивка, Артур? Интересно, что же они все-таки затевают?
– Мы узнаем это очень скоро, – сказал Дойл, подходя к дивану и доставая из-под подушки шприцы.
Проверив иглы, он положил их в нагрудный карман и, убедившись, что костюм не топорщится, галантно раскланялся перед Эйлин.
– Кто там будет? – улыбнулась Эйлин.
– Там будет больше гостей, чем рассчитывают хозяева, – понижая голос, проговорил Дойл. – Где-то здесь Джек!
Эйлин изумленно вскинула брови.
– Отлично! Без боя мы не сдадимся.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы оградить вас от любых неприятностей…
– Артур, эти мерзавцы убили моих друзей… актеров…
– Я не позволю им дотронуться до вас даже пальцем.
– Среди убитых был мой жених. Во время сеанса он сидел рядом со мной, исполняя роль моего брата.
Дойл застыл на месте.
– Деннис?
– Да, Деннис.
– Я не знал об этом, простите, – прерывистым голосом пробормотал Дойл.
Эйлин отвернулась. Через минуту, взяв себя в руки, она спросила:
– Как я выгляжу?
– Потрясающе, нет слов…
На лице Эйлин играла ослепительная улыбка. Дойл подал ей руку. Эйлин благосклонно приняла ее, и они вышли в коридор. Слуга у двери посторонился, когда они проходили мимо него. К доносившейся снизу музыке примешивался смутный гул голосов.
– У меня в волосах заколка длиной в четыре дюйма, – прошептала Эйлин. – Подайте мне знак, когда надо будет действовать.
– Да. И постарайтесь всадить ее в наиболее уязвимое место.
– Вы в этом сомневаетесь?
– О нет, дорогая, нисколько.
Эйлин подхватила Дойла под руку, и они направились вниз по широкой лестнице. Зал сверкал огнями канделябров; стол был сервирован серебряными приборами и хрустальными бокалами. В углу располагался струнный квартет. Гости были наряжены, словно для королевского приема. Восемь из них уже заняли места за столом, во главе которого восседал сэр Джон Чандрос. Почетное место справа от него пустовало. Увидев спускавшихся по лестнице Дойла и Эйлин, Чандрос поднял руку, и за столом воцарилось молчание.
– Улыбайтесь, дорогая, – прошептал Дойл.
– Сы-ыр, сы-ыр, – растянув губы, проговорила Эйлин. – О господи…
– Что случилось?
– Посмотрите, кого они сюда притащили, – сказала Эйлин, кивком головы указывая на противоположный от Чандроса конец стола.
По знаку седовласого джентльмена им навстречу поднялся молодой человек лет двадцати, среднего роста, полный, с очень бледным и отекшим лицом. Реденькие усы и торчащая козлиная бородка отнюдь не придавали ему солидности, скорее наоборот, подчеркивали его молодость. С нацепленными на костюм лентами, орденами, а также целым созвездием свежих пятен на белоснежном камзоле он выглядел смешным до нелепости. Когда Дойл и Эйлин спустились с лестницы, епископ Пиллфрок, разряженный, как для торжественного богослужения, подвел их к молодому человеку, который стоял как истукан, ожидающий неизвестно чего.