Оставалось идти сзади и любоваться, как Ирка прилепилась к уряднику. Сразу и прочно, как пиявка к краснолицему донору. Так они и шли вместе. Шагая следом за этой парочкой, Саша мог воочию наблюдать развитие отношений на стадии романтического прощупывания друг друга. Или ощупывания? Что точнее?
Богатырь обращался с ней бережно, но свободно. Опыт чувствовался, его не скроешь. То под локоток возьмет, то за плечико, то за талию придержит, то на ушко что-то нашепчет. И та довольна. Тоже шепчет что-то в ответ, тихо, неслышно, но оба смеются, обоим весело…
Интересно, успела Ирка рассказать новому избраннику про свои розовые наклонности? Или оставила в качестве сюрприза на будущее? Хотя о том, что они есть, известно только с ее слов, ехидничал сам с собой Саша. Практика свидетельствует об обратном. Если на швейную машинку поставить дополнительный форсированный движок, а потом включить все это безобразие на самый мощный режим, то именно в таком ритме тела Ирка общается с мужиками, которых не любит. Вот что показывает практика, которой проверяются все теории… Пусть нескладное сравнение, зато образное… Так думал он, шагая вслед за этой сладкой парочкой, рядом с толстым и подвижным, как мячик, Ерошкой. Конечно, он обижался! А кто бы не обиделся на его месте?
Ерошка, понимая его состояние, усмехался, приподнимая губу, пару раз многозначительно кивал вперед, но от комментариев воздержался. И на том спасибо!
Казаки шли ходко, часто закуривали прямо на ходу, ловко сворачивая сигареты из серой бумаги и табака. Дорога опять шла через лес. Через лес, лес и лес, так точнее. Правда, временами под ногами мелькало некое подобие тропы. Было видно, что здесь уже ходили. Не часто, не много, но все-таки намек на цивилизацию, или, точнее, определенная натоптанность.
– Слушай, а вы с этими, из подземелья, давно воюете? – спросил Саша Ерошку, чтобы отвлечься.
– Да, почитай, всегда и воюем, – охотно откликнулся тот. – Сколько себя помню, столько, почитай, и воюем. И до меня воевали, однако. Мы же казаки, исконные, нам воевать положено. От дедов-прадедов положено, так-то!
– И сражения какие-нибудь бывают?
– Сколько себя помню, не было, – сознался Ерошка. – Да и какие тут сражения, их и не видно никого, сидят себе под землей и не высовываются. Сколько помню, ни одного ни разу не видел. Хоть бы одного поймать, посмотреть на них, какие есть… Пару раз наши ребята в пещеры лазали, склад вот нашли с оружием, автоматами обзавелись, патронами, а так нет, не видел, врать не буду. Склад-то нашли, а дальше все одно – стена. Не пройдешь под землей. Хотели ход пробить, да где там, глыбы с гору величиной. Гранит голимый, аж зубила гнутся в дугу, где уж пробить! А поверху-то и подавно не подойдешь, поверху у них оборона, пушки стреляют из-под камней, поди сунься… Хотя, однако, если не лезть, то и не стреляют, – добавил он, немного подумав.
Диспозиция слегка прояснилась.
– Они-то, из подземелья, знают, что вы с ними воюете? – спросил Саша.
Ерошка опять глубоко задумался.
– Знать – может, и не знают, врать не буду. Но догадываться должны, я так думаю, – наконец сообщил он.
С точки зрения здравого смысла подобное утверждение показалось Саше несколько сомнительным. Хотя он уже начинал привыкать не судить Ващеру именно с этой точки зрения. И дело даже не в Ващере, если вдуматься. Кто сказал, что здравый смысл – преобладающая точка зрения в нашей жизни? История человечества, например, упорно доказывает другое…
– Кто же там все-таки в подземелье?
Ерошка пожал плечами:
– Поймать бы хоть одного, хоть увидеть… А так – не знаю, врать не буду. Мы с ребятами так кумекаем – землей от них должно пахнуть… Раз из подземелья они.
Соображение было резонное.
– Зачем же воюете? Если они вас не трогают? – снова спросил Саша.
– Как – зачем? Мы же казаки, исконные, испокон веков, нам положено рубеж держать.
– Какой рубеж?
– А любой… – Ерошка беспечно махнул рукой. – Какой придется, такой и должны держать.
Саша покивал, соглашаясь. Рубеж – он и есть рубеж, где его ни проведи. А раз кто-то провел, кто-то и держать должен…
– Я вот слышал, старики баили промеж себя, кубыть, там, под землей, и нет никого, – сказал вдруг Ерошка задумчиво.
– Как это – нет? – удивился Саша.
– А вот так! Нет! Автоматика одна. Это как механика, только умная. Ну, как часы, например, если в них мозги вставить. Есть, говорят, такие часы, какие еще и за другое думают…
– Я в курсе, что такое автоматика, – заметил Саша.
– Ага… Как думаешь, может такое быть?
– Часы с мозгами?
– Да не, я не про то… Что под землей нет никого?
– Все может быть на белом свете. А то, чего не может быть, просто еще не случалось, – философски заметил Саша.
– Ага… Вот и я мерекаю, все может быть, – Ерошка покрутил головой. – Ан не хотелось бы. С автоматикой – какой хрен воевать? Никакого хрена! Хоть кто-то живой, да должен там сидеть, как думаешь? Поймали бы, посмотрели…
Саша неопределенно пожал плечами. Он заметил, как Ирка, идущая впереди, споткнулась на ровном месте. Богатырь Лавр галантно поддержал ее могучей рукой. Причем уже не за локоть, не за плечико, сразу за попу лапнул, накрыв огромной ладонью от поясницы и ниже.
Ерошка поймал его взгляд. Ухмыльнулся, покрутил чуб.
– Женка? – сочувственно спросил он.
– Упаси господи! – искренне ответил Саша.
– А то, смотри, я скажу старикам. У нас за такое дело и выпороть могут, когда на чужую женку…
– Если ее – то и выпороть стоило бы… Да нет, просто попутчица.
– Ну, тогда ладно… – ухмылялся казак, показывая приподнятые резцы. – Ежели просто – тут и гутарить не на чем… А то Лавруха у нас такой… Бабы на него – просто как мухи на коровье дерьмо, прости господи. Где погуще – туда и клюют. Из-за него все девки перегрызлись в деревне, чисто кобели цепные. И смех, и грех… И не то чтоб он, Лавруха, сильно лютый до баб был, главная штука – они до него! Как увидят, так и лютеют низом! Вот что удивительно! А чего они все в нем находят? Одно слово – бабы… – удивлялся маленький толстый Ерошка.
Саша не ответил.
Он ревновал? Возможно. Ошеломляла скорость, с которой все случилось. Просто не укладывалось в голове, что все произошло так быстро. Мелькнуло, прошло и уже позабыто, как праздничный фейерверк позапрошлого года. Даже забавно, если разобраться. Сначала его быстро взяли, а потом так же быстро выбросили. Как случайный камешек. И что остается камешку – хлопать каменным ртом? После всего этого даже Ленка не казалась такой уж стервой. По крайней мере стерва своя, привычная. К которой хочется вернуться, несмотря ни на что. Вернуться, между прочим, в принципе хочется, поправил он сам себя. Безотносительно ко всем стервам на свете – просто всегда бывает хорошо вернуться домой! Аксиома бывалого командировочного…