На следующий день, изъявив желание самолично осмотреть все знаменитые каменоломни и посетить разбросанные по округе фермы и загадочные ониксовые деревушки Инкуанока, Картер позаимствовал в городе яка и наполнил объемистые кожаные мешки всем необходимым для долгого путешествия. За воротами Караванов дорога бежала между распаханных полей, и повсюду виднелись старенькие фермерские домишки, увенчанные низкими куполами. Путешественник останавливался у этих домов и задавал вопросы, и однажды ему попался довольно суровый и неразговорчивый человек, чья величественно-надменная внешность выдавала явное сходство с гигантским ликом на Нгранеке, и Картер не сомневался, что наконец-то столкнулся с одним из Великих или, по крайней мере, с тем, в чьих жилах на девять десятых течет их кровь и кто поселился среди простых смертных. И с этим неразговорчивым суровым домохозяином Картер постарался вести весьма дружелюбные речи о богах и благодарил их за неоднократно оказанные ему знаки благорасположения.
В ту ночь Картер устроился на ночлег в придорожном лугу под гигантским деревом лигат, к которому он привязал своего яка, и утром продолжил путешествие на север. Около десяти часов он вошел в деревушку Ург, где обычно останавливаются на отдых торговцы и каменотесы травят им свои байки, и до полудня бродил по тамошним тавернам. Именно возле той деревушки все караваны поворачивают на запад, к Селарну, но Картер держал путь на север по пыльной тропе к каменоломням. Весь день он двигался по уходящей в гору дороге, которая оказалась уже главного тракта; сменился и пейзаж: вдоль дороги тянулись не вспаханные поля, а голые скалы. К вечеру низкие холмы слева превратились в гигантские черные утесы, и он понял, что до каменоломен теперь рукой подать. И все время исполинские мрачные склоны неприступных гор громоздились впереди справа, и чем дальше он продвигался, тем мрачнее становились предания об этих горах, рассказываемые местными крестьянами, и торговцами, и возчиками громыхающих повозок, груженных ониксом.
Во вторую ночь Картер расположился на ночлег в тени огромного черного утеса, привязав своего яка к врытому в землю столбу. Он глядел на фосфоресцирующие облака в северном небе, и ему несколько раз показалось, что он видит на их фоне гигантские черные силуэты. А на третье утро он вышел к первому на его пути ониксовому карьеру и поприветствовал трудившихся там каменотесов. До вечера Картер миновал одиннадцать каменоломен, а весь здешний ландшафт представлял собой нагромождение ониксовых скал и валунов, без единой зеленой травинки или кустика, и черная земля вокруг была усеяна обломками скал, а справа серели грозные неприступные пики. Третью ночь он провел в лагере каменотесов, чьи мерцающие костры отбрасывали зыбкие тени на отполированные утесы в западной стороне. Люди пели песни и поведали ему немало предании, выказав при этом глубокие познания о стародавних временах и о повадках богов, и Картер понял, что у них в душе хранится потаенная память об их пращурах — Великих богах: Они спрашивали, куда он держит путь, и советовали не уходить слишком далеко на север, но он отвечал, что ищет новые скопления ониксовых скал и не собирается рисковать более, чем это принято у старателей. Утром он с ними распрощался и отправился дальше на темнеющий север, где, как его предупредили, ему должна встретиться страшная безлюдная каменоломня, в которой неведомые каменотесы, что старше рода человеческого, вырубили исполинские глыбы. И ему стало не по себе, когда, обернувшись, чтобы в последний раз махнуть им рукой на прощание, он заметил, как к лагерю каменотесов подходит тот самый коренастый хитрюга купец с раскосыми глазами, о чьих тайных торговых сделках с Ленгом тревожно шептались по углам в далеком Дайлат-Лине.
Оставив позади еще два карьера, он, похоже, покинул населенные уголки Инкуанока, и дорога сузилась в крутую горную тропку, вьющуюся среди черных скал. Справа по-прежнему маячили далекие суровые пики, и по мере того, как Картер взбирался все выше и выше в нехоженый горный край, становилось все холоднее и мрачнее. Вскоре он заметил, что на черной тропе уже нет ни человеческих следов, ни отпечатков копыт, и понял, что оказался в неведомом и безлюдном краю. Время от времени вдали зловеще каркал ворон, а из-за скал то и дело раздавалось гулкое хлопанье крыльев, и путника невольно посещали тревожные мысли о сказочной птице шантак. Но тем не менее он был тут наедине со своим косматым зверем, и его встревожило, что выносливый як с большой неохотой переступает мощными ногами по тропе и все чаще испуганно храпит в ответ на малейший шорох в придорожных скалах.
Тропу стиснули с обеих сторон черные блестящие скалы, и она стала куда круче, чем прежде. Двигаться стало труднее, и як теперь часто поскальзывался на мелких камнях, густо усеявших тропу. Часа через два Картер увидел перед собой резко очерченный хребет, над которым нависло пустое серое небо, и возблагодарил богов за обещание ровной, а быть может, и бегущей под уклон дороги. Однако добраться до вершины хребта оказалось задачей нелегкой, ибо теперь тропа шла чуть ли не отвесно, и черные камешки и обломки скал стали почти непреодолимым препятствием для его животного. Наконец Картер спешился и повел испуганного яка под уздцы, сильно натягивая повод, когда животное поскальзывалось или спотыкалось, и сам старался ступать как можно более осторожно. Неожиданно он вышел на гребень хребта, огляделся — и от представшего его глазам зрелища у него перехватило дыхание.
Тропа, как и прежде, бежала прямо и даже чуть под уклон, меж все тех же естественных стен, но с левой руки разверзлась чудовищная бездна, ускользающая за линию горизонта, где некая древняя сила вырубила в нагромождении первозданных ониксовых скал нечто вроде гигантской каменоломни. Этот циклопический овраг далеко впереди переходил в обрыв, и глубоко внизу, едва ли не вровень с потаенными недрами земли, зияли его самые нижние пределы. То была каменоломня, где трудились явно не люди, и в ее вогнутых стенах были вырезаны огромные, в ярд шириной, квадраты, свидетельствовавшие о размерах глыб, некогда вырубленных здесь безвестными резчиками. А высоко над иззубренным краем хребта каркали и хлопали крыльями гигантские вороны, а неясное жужжание в незримых глубинах говорило о присутствии там воинства летучих мышей или ведьм, а то и вовсе безымянных тварей, населяющих черную бездонную тьму. Картер стоял в сумерках на узкой горной тропе, глядя на убегающую вниз тропу и на высящиеся справа до самого горизонта ониксовые скалы и высокие утесы слева, в которых была вырезана эта страшная немыслимая каменоломня.
И вдруг як, издав протяжный крик, вырвался, отпрыгнул в сторону и в ужасе помчался вниз по узкой тропе в северную сторону, пока не скрылся из виду. Выбитые его торопкими копытами камешки брызнули через край каменоломни и полетели вниз, во тьму, и Картер даже не услыхал стука от их падения на дно. Но путник забыл об опасностях, таившихся по сторонам этой зыбкой тропы, и устремился вдогонку за своим сбежавшим зверем. А вскоре с левой стороны опять возвысились черные скалы и вновь тропа превратилась в узкий проход в горах, а Картер спешил за яком, и огромные отпечатки копыт вели его маршрутом обезумевшего беглеца.
Как-то ему почудилось, что он услыхал впереди топот перепуганного зверя, и Картер поспешил за ним с удвоенной скоростью. Он покрывал милю за милей, и постепенно дорога становилась все шире, пока он не понял, что очень скоро попадет в холодную и страшную северную пустыню. Мрачные серые глыбы далеких неприступных пиков вновь завиднелись на горизонте справа, а впереди замаячили скалы и валуны на широком плато, за которым, без сомнения, начиналась темная безграничная равнина. И вновь в его ушах гулко зазвучал топот копыт, даже яснее, чем прежде, но на сей раз он не воодушевился, а исполнился ужасом, ибо понял, что это вовсе не копыта сбежавшего яка. Нарастающий неумолимый топот доносился из-за спины…