Доктор Виллет зажег несколько масляных ламп, резервуары которых были наполнены еще Чарльзом, и стал с интересом осматривать комнату. На полках стояло множество различных химических реактивов. Их названия наводили на мысль, что интересы молодого Варда лежали главным образом в области органической химии. В лаборатории стоял также стол для анатомического вскрытия, но в целом по характеру научного оборудования нельзя было сделать вывод, чем именно занимался Вард. Осмотрев комнату, доктор почувствовал даже некоторое разочарование: здесь не было ничего могущего объяснить причину безумия Чарльза. Среди лежавших на столе книг доктор увидел старинное издание Бореллия, в котором, как оказалось, Вард подчеркнул тот же пассаж, что полтора века назад так напугал доброго мистера Меррита. Экземпляр Карвена наверняка пропал вместе с другими книгами по оккультным наукам во время нападения на ферму. Из лаборатории вели три двери, и доктор поочередно открыл каждую. За двумя оказались небольшие кладовки; Виллет внимательно осмотрел их содержимое. Среди прочего там обнаружилось несколько рядов поставленных друг на друга полусгнивших и почти целых гробов с прибитыми к ним табличками, несколько надписей на которых он сумел разобрать. В этих помещениях были также целые кипы самой разнообразной одежды, несколько совершенно новых, заколоченных гвоздями ящиков, которые он не открыл из-за недостатка времени. По мнению доктора, самым интересным из всего, что он там нашел, были странные предметы, которые, очевидно, представляли собой остатки лабораторных приборов старого Карвена. Сильно поврежденные участниками давнего набега, они тем не менее были вполне узнаваемы как оборудование для химических опытов, применявшееся в XVIII веке.
Третья дверь вела в просторное помещение, стены которого были целиком заставлены шкафами, а в центре стоял стол с двумя большими масляными лампами. Виллет зажег их и в ярком свете стал внимательно оглядывать окружавшие его шеренги полок. Верхние были пусты, а остальные сплошь заставлены свинцовыми сосудами двух типов: одни высокие и без ручек, как древнегреческие лекифы — кувшины для масла, другие с одной ручкой, широкие и низкие. Все они были закупорены металлическими пробками и испещрены рельефно выступающими загадочными символами. Доктору бросилось в глаза, что сосуды расставлены в строгом порядке: все высокие сосуды разместились на полках с одной стороны комнаты, где была прибита деревянная дощечка с надписью «Custodes», а низкие стояли с противоположной стороны, под надписью «Materia». На каждом сосуде — кроме нескольких пустых на верхних полках — имелась бирка с номером, вероятно, обозначающим соответствующий номер каталога. Виллет решил непременно отыскать этот каталог. Но сейчас его больше интересовало, чем кроме формы разнятся между собой сосуды. Он наудачу открыл несколько высоких и низких кувшинов, чтобы получить представление об их содержимом. Во всех было одно и то же: немного мелкого, как пыль, порошка разных цветов — серого, светло-зеленого, тускло-коричневого или белого. Содержимое сосудов различалось лишь по цвету, причем невозможно было заметить какую-либо закономерность. Голубовато-серый порошок мог стоять рядом со светло-розовым, некоторые сосуды — неважно, высокие или низкие — имели совершенно одинаковое с виду содержимое. Самым примечательным было то, что этот порошок ни к чему не прилипал. Виллет высыпал на ладонь немного порошка, а когда вернул его обратно в сосуд, на руке не осталось ни единой крупинки.
Названия двух разновидностей сосудов поначалу озадачили доктора, который, кроме того, не мог понять, почему они помещены отдельно от стеклянных банок, хранящихся в соседней комнате. Он знал, что латинские слова «Custodes» и «Materia» соответственно означают «Стражи» и «Материал», а потом вдруг вспомнил: конечно же, слово «стражи» фигурировало в недавно полученном на имя доктора Аллена письме от человека, утверждающего, что он — проживший мафусаилов век [65] Эдвард Хатчинсон. Одна фраза из этого письма запомнилась доктору почти дословно: «Нет необходимости держать Стражей наготове, и будет меньше найдено в случае Неприятностей, как вам слишком хорошо известно». Что бы это могло значить? «Погоди-ка, — сказал он себе, — а не упоминались ли эти стражи еще где-нибудь?» И тут его осенило. В то время, когда Чарльз еще не был таким скрытным, он много рассказывал о дневнике Элеазара Смита. В одном месте дневника, где говорилось о том, как Виден и Смит наблюдали за фермой Карвена, упоминался подслушанный ими разговор, в котором шла речь о каких-то пленниках, которых Карвен держал в подземелье, и о стражах этих пленников. Эти «стражи», судя по письму Хатчинсона, не были у Аллена «наготове», то есть воссозданными в своем первоначальном виде. Значит, они хранятся в виде порошка, или «солей», в которые эта банда колдунов превращала человеческие останки.
Так вот что хранилось в этих лекифах: чудовищный результат богопротивных ритуалов и преступных деяний, прах людей, которые должны были помимо своей воли покориться могущественным заклинаниям и, получив новую, противоестественную жизнь, защищать своего мучителя и приводить к повиновению непокорных! Виллет содрогнулся, подумав о том, какой порошок он только что держал на ладони. На минуту им овладела слабость, и он готов был бежать сломя голову из этого подземного хранилища, от ужасных полок, на которых стояли молчаливые, но, возможно, следившие за каждым его шагом часовые. Потом доктор подумал о «материале», содержащемся в низких широких сосудах. Тоже прах, «соли», но чей прах? О господи! Возможно ли, чтобы в этой пещере были собраны останки великих мыслителей, ученых и философов Земли от глубокой древности вплоть до наших дней, похищенные этими чудовищами из могил и склепов, где они должны покоиться в мире? Неужто должны они повиноваться воле безумца, задумавшего извлечь все их знания и мудрость для исполнения своего ужасного замысла, от которого будет зависеть, как писал несчастный Чарльз, «судьба всей человеческой цивилизации, всех законов природы, может быть, даже Солнечной системы и всего мироздания»? А он, Маринус Бикнелл Виллет, бездумно перебирал пальцами их прах!
Немного успокоившись, доктор продолжил обследование комнаты. Заметив небольшую дверь в противоположной стене, он стал изучать знак, небрежно начертанный над ней. Этот простой символ наполнил его душу смутным страхом, ибо один его друг, чудак и мечтатель по имени Рэндольф Картер, однажды нарисовал такой же знак на бумаге и объяснил, чего следует ожидать, встретив его в темных безднах сновидений. Этот знак люди видят иногда во сне начертанным над входом в мрачную черную башню, едва различимую в призрачных сумерках. Виллет помнил, как неприятно поразило его то, что Картер говорил о силе, которой обладает знак. Но уже через мгновение доктор забыл о нем, почувствовав резкий запах каких-то ядовитых химикалий, который проникал из комнаты, находящейся за дверью, и был явственно различим даже в насыщенном зловонием воздухе. Виллет сразу узнал этот запах — им была пропитана одежда Чарльза Варда в тот день, когда его увезли в лечебницу. Значит, он находился именно здесь, когда незваные посетители прервали его опыты. Он оказался благоразумнее старого Джозефа Карвена и не стал сопротивляться. Полный решимости разгадать все тайны зловещего подземелья, доктор взял лампу и переступил порог. Комната была невелика. В ней находились стол, единственный стул и несколько странных приспособлений с зажимами и винтами, напомнивших Виллету средневековые орудия пытки. На стене рядом с дверью висели на крюках плети и бичи устрашающего вида, над ними были прибиты полки с рядами неглубоких свинцовых чаш на подставках, напоминавших греческие килики. Все чаши были пусты. На столе, рядом с большой лампой, лежали блокнот и карандаш; здесь же находились закупоренные высокие сосуды «стражей», снятые с лабораторных полок. Судя по беспорядку, это помещение было покинуто в большой спешке. Виллет зажег лампу и стал перелистывать страницы блокнота, но нашел лишь отрывочные заметки, сделанные угловатым почерком Карвена и ни о чем ему не говорившие: