Сверху донесся звук, похожий на плеск воды, и он поднял голову. Струйка крови просачивалась сквозь решетку, капала вниз и растекалась лужицей.
С клинками в обеих руках Канацзучи атаковал пулеметную позицию у боковой двери церкви. Расчет из трех человек настолько сосредоточился на смертоносном огне, что не заметил его приближения.
Японец отсек руку стрелку, ударом ножа покончил с заряжающим, вонзил острие «косца» в горло последнего из расчета; завладев оружием, вскинул ствол и, пока не кончились патроны, жал на гашетку, подавляя пулеметное гнездо у противоположной боковой двери.
Затем он поспешил к церкви и заглянул внутрь. Всюду были видны испуганные, жавшиеся друг к другу люди в белом, со всех сторон неслись стоны, сотни трупов устилали пол. Он не мог сказать, сколько людей погибло, не знал, сколько времени продолжалась стрельба, лишь видел, что здесь имело место чудовищное кровопролитие. Лунный свет, падавший через выбитое окно, обрисовал в центре помещения четкий белый круг. Он напряг слух, стараясь услышать детские голоса. Они доносились справа.
За рядом колонн в стене обнаружилась большая ниша на манер часовни; она не попала в зону огня, и прятавшиеся здесь ребятишки остались в живых.
Канацзучи подошел к ним, беспрерывно говоря какие-то утешительно-ласковые слова, чтобы успокоить и приободрить их. Собирая детей вокруг себя, он помогал им подняться на ноги и мягко, но настойчиво направлял к выходу. Мальчики и девочки послушно шли, тихонько всхлипывая, оступаясь и перешагивая через тела. Уцелевшие взрослые не обращали на них внимания, тупо глядя перед собой остекленевшими, невидящими глазами.
Ходящая Одиноко остановилась, и тут откуда-то сверху донеслась бешеная пальба. Она добралась до очередного перекрестка, в двадцати шагах за тем, у которого они разделились, и определила, что секция, лежащая впереди, буквально изрешечена проходами: еще десять шагов, и она безвозвратно потеряется. В смятении женщина повернула назад. Вот почему, когда она ощутила движение воздуха и вдохнула запах одноглазого, ее реакция оказалась недостаточно быстрой.
Успев уклониться лишь наполовину, индианка вскрикнула, когда лезвие рассекло до кости ее левое плечо. При этом она хоть и не увидела, но почувствовала справа взмах его второй руки — клинок лишь немного разминулся с ее бедром. Враг держал нож и в этой руке.
Он нанес сверху удары обоими своими ножами одновременно и промахнулся лишь на малую долю дюйма. Один клинок, прежде чем со звоном удариться о стену, срезал с ее головы прядь волос. Ее ответный удар пришелся сзади ему по ноге. Нападавший с ревом рухнул на колени.
— Джек, я здесь!
Голос Престо прозвучал недалеко, и он приближался.
Одноглазый человек, взвыв подобно зверю, снова взмахнул ножом. Ходящая Одиноко уклонилась вправо, скользнув вдоль стены, и подставила свой нож, блокировав его клинок.
— Сука, почему бы тебе не умереть?
Их лица разделяло всего несколько дюймов, скрестившиеся клинки давили один на другой. Дыхание одноглазого несло запах страха и крови, а ее рука стала ослабевать, не выдерживая напора противника.
Яркий луч света пронзил тьму и упал на его лицо, высветив его словно полную луну и ослепив единственный глаз. Воспользовавшись этим, Ходящая Одиноко подняла нож и глубоко вонзила его в глазницу. Ее противник с диким воплем отпрянул и, схватившись за рукоять, попытался вытащить клинок. Женщина наставила пистолет и выстрелила: в голове монстра появились две красные дыры. Он упал и пропал из виду, тогда как эхо выстрелов прокатилось по туннелю.
Джек подоспел к ней первым, с другого направления поспешил державший светильник Престо.
— Идти можешь? — спросил Джек.
— Я не хочу на него смотреть, — прошептала индианка. — Не хочу на него смотреть…
Они помогли ей подняться и быстро двинулись прочь от тела Данте к перекрестку, обозначенному двумя пятнами света.
Не сказав ни слова, Джек выбежал в темноту; Лайонел попытался последовать за ним, но споткнулся в коридоре и быстро потерял его из виду.
Услышав крики и выстрелы, доносившиеся слева, оттуда, где все ярче разгорался свет, он перешел на бег и, миновав два поворота, неожиданно вылетел в круглую комнату.
Стаккато выстрелов подчеркивало доносившиеся откуда-то сверху крики. Свет в помещении ослепил его, и молодой человек непроизвольно прикрыл глаза рукой, из-под которой, щурясь, увидел в центре, под низвергающимся с потолка кровавым потоком, распростертого в крови мужчину.
Очень похожего на его отца.
— Что это у тебя? — прозвучал слева голос.
Он обернулся. Кошмарная фигура, более всего походившая на ходячий труп, сделала жест в его направлении, и коробка, которую нес Лайонел, вырвалась у него из рук, пролетела десять футов и оказалась в руках отвратительного урода. Тот взломал упаковку и извлек Херонскую Зогар.
— Не знаю, как тебя благодарить, — издевательски произнес человек и, казалось, утратил к Лайонелу какой-либо интерес.
Тот устремился к своему отцу, увлекая его прочь из-под каскада крови, устремлявшегося по желобу к открытой яме в дальнем конце помещения.
— Ты жив!
— И я искренне рад видеть тебя, сын мой, — спокойно отозвался Иаков. — Есть у тебя оружие?
Лайонел вытащил из-за пояса пистолет.
— Застрели его.
Иаков кивнул через круг в направлении горбатого человека, укладывавшего книгу Зогар в последний из серебряных ларцов.
Лайонел дрожащими руками поднял кольт. Горбун повернулся и небрежно махнул рукой. Выстрел грянул, но тело Лайонела содрогнулось, как от мощного толчка, и пуля пролетела вдалеке от цели. Оружие вылетело из его руки и упало в яму. Лайонел рухнул на колени.
Не удостаивая их больше вниманием, преподобный Дэй направился к находившейся на краю круга жаровне и достал из кармана пригоршню спичек. Он попытался чиркнуть одной о жаровню, но она сломалась в его руке. То же самое получилось и со второй. И с третьей.
— Проклятье! — заорал он. — Никаких спичек не хватает!
Из лабиринта донесся леденящий душу крик, громыхнули два выстрела. Преподобный склонил голову набок, прислушался, отбросил спички, прихрамывая, подошел к стене, снял с нее фонарь и направился к жаровне.
Лайонел отчаянно старался развязать руки своему отцу. Массированный огонь наверху стих; теперь они слышали лишь одиночные ружейные выстрелы, но зато громко звучали крики и стоны раненых.
По мере того как кровь изливалась сквозь решетки вниз, в яму, доносившийся из глубин рокот становился все громче и отчетливее.
Перед церковью последние из оставшихся в живых чернорубашечников побросали винтовки и пустились бежать вскоре после того, как перестал строчить пулемет. В подзорную трубу Дойл увидел, как в распахнутых дверях собора показались первые фигуры в белых, заляпанных кровью одеяниях.