Но я не придал значения живучести лейтенанта. Он вскочил мне навстречу и подсек ударом ботинка под колено. Зачем – я так и не понял, наверно, я просто оказался ближе остальных. Да и не важно это.
Важно то, что я на всем ходу перекувыркнулся и влетел головой в металлический выступ управляющей панели люка. В глазах заискрило, потом потемнело.
Попал бы я на полметра правее – вылетел бы наружу и покинул наконец этот чертов катер.
Но тогда бы я неминуемо погиб. Потому что просто не успел бы выйти из пусковой камеры. Люки закрылись, и мембрана выбросила катер в нуль-канал.
* * *
Мать вашу восемь раз через дугу и коромысло!!! Как же быстро нормальная и почти беззаботная жизнь может трансформироваться в полное дерьмо!
Десять минут назад я заказывал билеты в первый класс, вожделел встречи со своими нежными девочками, придумывал им подарки, пил виски с нектаром…
И вот – череда дурацких случайностей, в результате которых мы имеем буквально следующее: я посреди нуль-пространства с разбитой в кровь головой и выбитым коленом, я замешан в силовом похищении офицера особого дивизиона, у меня из всех вещей только идиотский галстук, на котором даже повеситься стыдно… И пробуду я здесь не меньше… о боже мой, не меньше трех недель!!! Если только не повезет встретить случайный попутный корабль на какой-нибудь опорной точке… нет, на такое везение рассчитывать вовсе уж глупо.
Вдобавок Мымрик остался без обещанных денег, и, скорее всего, особисты уже ведут его под локоток на серьезный разговор. Впрочем, Мымрик-то должен отмазаться, если не полный дурак. Я его инструктировал на этот счет.
А как отмазываться мне? Неизвестно еще, в какую историю меня втянул Дэба со своими головорезами.
Вдобавок к головной боли меня тошнило. Наверняка получил сотрясение. Все буквально плавало перед глазами… Впрочем, нет, это я плавал – невесомость! Ненавижу невесомость, ненавижу космос со всеми его тау-полями, поясами радиации, контролем давления, протечками конденсата, вибрирующим гулом в печенках, запахом преющей человечины, холодными сортирами и пластмассовой едой. Ненавижу!
Я кое-как дотянулся до ближайшей стенки, закрепился и наконец посмотрел вокруг. Как оказалось, экипаж не разлетелся по рубке, а находился там же, где я последний раз видел. И немудрено – у них магнитные подошвы. Это я, как последний идиот, оказался на боевом катере в лакированных туфельках.
И тут до меня дошло, чем они занимались. Они обрабатывали лейтенанта-особиста. Двое держали его за руки, третий проникновенно говорил:
– Будешь хорошим мальчиком – станем тебя кормить, поить и на горшок водить. А на ближайшей точке отправим обратно к мамочке. Начнешь шалить – поставим в угол. Вернее, подвесим. За яйца. И с мамочкой ты встретишься уже в другом мире.
Капитан безучастно смотрел на это со стороны. Кажется, в подобных вопросах он вполне своим людям доверял.
– Здесь ты не начальник, здесь ты тряпка помойная, – слышал я. – Манеры свои козлиные бросай, глаза таращить на нас не надо и усами тоже шевелить необязательно. Мы не боимся. Это ты должен бояться. Чуть кого огорчишь, тут же станешь небесным телом с бесконечным периодом обращения. Ну, уразумел что-нибудь, бедолага, а?
Раздался характерный глухой стук с последующим сдавленным стоном – особист получил под дых.
Капитан тем временем заметил меня. Щелкнув каблуками, он умело отделился от пола и поплыл ко мне.
– Классно выглядишь, – с чувством произнес он, оглядев мою залитую кровью физиономию.
– Спасибо, хотел всем понравиться, – буркнул я.
– Ну, что, господин Решение-Всех-Проблем, – он вздохнул. – Все идет как по маслу, да? Никаких неожиданностей, никаких неприятностей, а?
– Именно так и есть, – мстительно ответил я. – Наслаждайтесь полетом, пейте коктейли и листайте журналы. Слушай, командир, какого черта твои дуболомы покинули борт прямо перед стартом? Я же ясно сказал – нос не высовывать! В каком бою вам мозги поотшибало, скажи, если не трудно.
– Не твоего ума дело. Так было надо. Я приказал.
– Приказал… Ну, вот и получил. Интересно, ты в боевых операциях такие же умные приказы отдавал?
– Еще поучи меня командовать, умник хренов… – он как-то нехорошо ухмыльнулся. – Ладно, считай, что обмен любезностями окончен. Скажи-ка лучше, они там знают, куда мы летим? Можно проследить по протоколам направление броска?
Я ответил не сразу. Я задумался, стоит ли задешево отдавать ему эту информацию. Потом все же решил не выпендриваться.
– Разве я не гарантировал вам полную конфиденциальность? Никаких протоколов они не найдут. Мой человек все сделал… если успел…
Я снова вспомнил Мымрика, и у меня закололо под сердцем. Как он там, бедняжка?
– А если его хорошо допросят?
– А он, представьте себе, ничего не знает.
– Ну, ладно… – В голосе Дэбы просквозило заметное облегчение.
– А вас только это интересует? – кротко поинтересовался я. – А вас не волнует, что судно уже в розыске, а искать его будут целых четыре ведомства, причем неслабых ведомства. Вы и сами знаете, какие.
– Да… – Дэба лениво махнул рукой. – Пусть ищут. Космос – он большой, а мы маленькие. Поищут и перестанут.
«Ну, полные кретины, – поразился я. – Олигофрены, пыльным мешком по башке трахнутые…»
– Мы освободим тебе канал нуль-связи, – сообщил капитан. – Ты должен узнать, что сейчас происходит на «Плутоне». Пусть твой человечек все хорошенько разнюхает. Мне нужно быть уверенным, что там никто не знает нашего направления.
– Во-первых, мой человечек, скорее всего, сейчас уже в комнате для допросов. Скажи спасибо своим безмозглым гамадрилам. Во-вторых, я тебе ничего ровным счетом не должен. Ты заплатил, я отработал, все – вопрос закрыт. В-третьих, не лезь с разговорами, у меня, похоже, сотрясение мозга и дико болит голова.
Дэба фыркнул, потом крикнул своим:
– Док! Греби сюда, разберись с новым пациентом, – он с жалостью поглядел на меня и напоследок пообещал: – Позже поговорим.
* * *
Все пять дней полета я промаялся в убогой тесной комнатушке с железной дверью и табличкой «Компрессор КР-600 – резервный». Возможно, компрессору тут было хорошо, а вот мне – нет. Тут нельзя было пошевелиться, чтоб не испачкаться ржавчиной и не порвать штаны об куски выдранных шлангов и арматурин.
Особисту повезло еще меньше. Его поместили в фургон транспортера и держали там под замком, как пса в конуре.
Мне не запрещали перемещаться по катеру, только не очень-то хотелось. Выбравшись в коридор, запросто можно было состыковаться лицом с вонючими носками какого-нибудь пролетающего мимо члена экипажа.