– А кто тогда я?
– В каком смысле?
– В прямом! Что за истории я слышу про свою избранность и неприкасаемость? Почему едва ли не на каждом углу мне твердят, что вся планета ждет меня с нетерпением? И вы, академик, в том числе.
Академик отвел взгляд в сторону и некоторое время молчал.
– Это вопрос, на который нет однозначного ответа.
– Позвольте вам не поверить. Ведь вы что-то знаете, чего не знаю я.
– Только одно, – Ступич грустно улыбнулся. – После вашей первой и последней встречи с Придумщиком он хочет общаться только с вами. Вспоминал вас каждый день. И Марциони стоило больших трудов, чтобы договориться с ним. Впрочем, он умеет договариваться и убеждать.
– Договориться о чем?
– Сами знаете, о чем.
– Н-да… Сколько усилий потрачено впустую. Вернее, во вред. Думаю, все прошло бы куда легче и быстрей, если б меня не держали за идиота, а просто ввели в курс дела. Со мной, знаете ли, тоже можно договориться.
Ступич покачал головой.
– Вы же понимаете, какие возможности откроются перед тем, кто сможет найти общий язык с Придумщиком. Это истинное могущество! И вы думаете, что Марциони захотел бы разделить его с вами?
– Теперь придется.
– Да, теперь придется. Когда этот мир рухнул в ад, приходится идти на любые меры.
– Красиво получается. Марциони – дьявол, опрокинувший свой мир в ад, а я – мессия и спаситель.
– Не совсем так. Истинный мессия болен и недосягаем для нас. А вы – врач.
– А, собственно, почему? Что во мне особенного?
– Я надеялся, вы это мне расскажете. Но, похоже, ошибался.
– И что мне делать дальше?
– Идти в шахту, искать Придумщика! Кроме вас, он никого к себе не подпустит.
– Ну, это не новость… Я от вас ждал других подробностей.
– Каких?
– Любых. Вот, например: вы приучили геоплазму слушаться. Это наверняка могло бы облегчить мне жизнь. Или нет?
– Я не приучил геоплазму. Вы снова неверно понимаете. Я могу лишь провоцировать некоторые эффекты. Все не так просто. Можно ткнуть в человека иголкой, и он вскрикнет. Можно снова ткнуть, и он опять вскрикнет. Но это не сотрудничество, а всего лишь действие с предсказуемым результатом. На который, заметьте, никогда нельзя всерьез рассчитывать.
– А эти ваши защитные поля, провода, катушки?
– Об этом я позабочусь, но и на них не стоит слишком полагаться. Не волнуйтесь, я подготовлю вас к экспедиции, расскажу все, что знаю сам, обеспечу оборудованием. Но главный гарант нашего успеха – это вы сами.
– Приятно осознавать себя таким важным. В кои-то веки и вы меня заметили, господин ученый муж.
– Я бы заметил и раньше… поверьте, заметил бы, – Ступич вдруг смутился. – Если б мне сказали сразу… если б от меня не скрыли…
– Не скрыли что?
– Кто вы есть на самом деле.
– А кто я есть? И кто открыл вам глаза? Ну, говорите!
– Э-э…
– Понимаю. «Нет однозначного ответа». Зря вы это, господин академик. Вы снова пытаетесь использовать меня втемную, а ведь знаете, что это к добру не приводит. Так когда же я смогу рассчитывать на вашу откровенность?
– Э-э… я скажу вам все… все, что вам важно знать, перед встречей с Придумщиком. Поверьте, у меня нет от вас секретов.
– Не верю, Арго Маратович. А правду я узнаю, не сомневайтесь. Всего хорошего.
* * *
Мы проторчали в Институте еще день – академик хотел как следует подготовить нам защищенный транспорт. Утром накануне отъезда я сидел в столовой один и нервно глотал чай – уже третий стакан.
Я заметил, что весь мой запал и решимость куда-то испарились, я категорически не желал покидать гостеприимные и безопасные этажи Института. То ли устал, то ли осточертели темные игры вокруг моей персоны. Скорее всего, и то, и другое.
На четвертом стакане ко мне вдруг подсел Крэк.
– Знаешь, Грач, – хмуро сказал он, – я тут подумал… я, бля, с вами поеду.
– Умом повредился? – флегматично спросил я.
– А чё? Первый раз, что ли?
– Зачем тебе это надо?
– Там где-то пацаны наши. Может, им помочь чем надо. Может, ждут, когда мы их вытащим.
– Типа, спецназ своих не бросает?
Он хмыкнул. Подумал немного и ответил:
– Вообще-то иногда бросает. Но сейчас такого приказа не было.
– Ясно. Ты один такой сердобольный или компанию себе собрал?
– Один я. Больше никому не говорил.
Столовая была грязной и захламленной. Даже на столах тут и там валялись скомканные салфетки, обрывки пакетов и прочий мусор. И на моем тоже. Я сдвинул свою тарелку к этому мусору и вдруг заметил нечто необычное. Это была салфетка, но не скомканная, а хитро сложенная, словно над ней специально постарались.
Я взял ее в руку, развернул. Это было похоже на фигурку какого-то животного. Я повертел ее, но так и не понял, что она мне напоминает.
– Ладно, давай, – сказал я Крэку. – Опытный проводник – не обуза.
Он кивнул и поднялся из-за стола. А я вдруг вспомнил.
Я вспомнил, где видел такую же фигурку. Это было давно, десять жизней назад. Это было на федеральной базе, когда мы загорали «на витаминах». Красивая девушка Тася скрутила такую же штуку из салфетки, когда мы с ней сидели за столом и она заступалась за своего начальника. Бумажная собачка – вот что это было.
– Крэк, а Тася тоже здесь? – спросил я.
– Тася? Нету ее, пропала уже давно. А что?
– Давно, говоришь? – Я внимательно рассмотрел собачку. Что ж, вполне может быть, что и она валяется на этом столе давно.
В грузовичок, который нам подготовили, влезло тринадцать человек. Трое в кабине – я, Сологуб и Крэк. Крэка я счел разумным усадить за руль. Бойцы были преувеличенно бодры, сыпали шуточками, но в целом ощущалась их нервозность. Нам предстояло вплотную подойти к шахте. Я не знал, как сложатся обстоятельства, но последнюю часть пути мне, скорее всего, придется преодолевать одному.
Придумщик, как я слышал, не подпустит никого, кроме меня. Знать бы, за что такая честь…
Мы проехали метров двести по поверхности, потом нырнули в транспортный тоннель. Радовало, что большую часть нашего пути можно пройти под землей. С другой стороны, удручало, что на половине дороги обрывается ветка волновода и начинается Темный круг – дикий и ничем не обузданный.
Крэк вел машину очень осторожно и медленно, тщательно объезжая всякие железяки, ямы и кучи грунта. У нас был очень хороший грузовичок – бойкий, но послушный, с большими ребристыми колесами для бездорожья.