— Так, знакомый. Вина мне, между прочим, принес.
— Откуда? — деловито поинтересовался Щербатин.
— Оттуда. У него второе холо. Говорит, за два периода нажил.
— Н-да? — Мой приятель удивленно пошевелил бровями. — Может, он какой-нибудь герой войны? Второе холо, говоришь, и не офицер?
— Не всем хочется быть начальниками.
— Да, не всем. А некоторые, — он выразительно бросил на меня взгляд, — просто неспособны. Ладно, позже познакомишь меня с этим суперсолдатом. Как, говоришь, его зовут?
— Нуй. Просто Нуй.
— Просто Нуй, надо же. Даже не двойное имя. Ты знаешь, Беня, что после второго холо можно брать двойное имя?
— Не знаю. А зачем?
— Тебе виднее, зачем. Ты у нас любитель мелких внешних эффектов.
— Если это так, верну себя прежнее имя — Борис Еникеев. И никаких эффектов.
— Слишком длинно. Как вашего командира зовут — Мафин-Е?
— Рафин-Е.
— Ну вот, видишь? Коротко и ясно. И ты, Беня, себе буковку «е» приставь. Только не в конце, а спереди…
— Щербатин!.. — рассердился я.
— Тихо, тихо… Главное, чтобы было коротко и звучно. Почему молодежь любит переделывать имена на американский манер? Потому что они звучные! Максим — Макс, Денис — Ден. Ну а Беня — это, конечно, Бен…
Мне захотелось, чтобы он ушел, а вместо него вернулся добросердечный Нуй. Я бы с удовольствием еще послушал, как он ловил пышь над черной ямой, как порхал в солнечных лучах на простых холщовых крыльях. Его открытая чистая улыбка помогала мне жить.
— А зря ты со мной гулять не пошел, — сказал Щербатин. — Побродил бы, поглядел, как народ тут живет.
— И как он живет?
— А вот пошли в следующий раз, увидишь. Тут, кстати, есть гражданский сектор. Там всякие специалисты живут — строители, энергетики. Я через забор глянул — город как город, дома, улицы. Не то что наша промзона.
— А пивбар там есть?
— Не спрашивал. Но говорят, там автоматы выдают напитки. Без всяких денег, сколько хочешь.
— Хорошо, в следующий раз идем вместе.
— Губу-то не раскатывай. Тут для тебя желтая линия нарисована, чтоб куда не надо не совался. Только по ней никуда не придешь. Гараж, авиабаза, склад барахла да еще пара мест не лучше.
— Завтра посмотрим.
— Сегодня надо было смотреть. Завтра загонят на весь день в болото — и смотри на лягушек.
— Кстати, Щербатин, ты не выяснил, есть ли на планете что-нибудь, кроме болот?
— Что конкретно тебя интересует, Беня?
— Уютные леса и веселые лужайки. А также живописные склоны гор и песчаные морские пляжи. Неужели нельзя было это чертову базу устроить в каком-нибудь другом месте?
— Пока не знаю. Завтра спроси на политзанятиях у героического дедушки.
Мне надоела кровать, надоел Щербатин, и я отправился к экрану, чтобы увидеть наконец обещанную мне счастливую цивилизованную жизнь.
Там сидело уже человек пятьдесят бойцов. Одни дремали, другие болтали, а третьи, напротив, во все глаза смотрели на экран.
Изображение было довольно паршивым — зернистым, нечетким, с размазанными цветами. Для нас — людей начального уровня — поставили самый дрянной экран, который сыскался на военных складах. Глупо обижаться, понимал я, ведь качественные картинки должны доставаться людям более почтенным, набравшим достаточное количество уцим.
Собственно, ничего захватывающего я увидеть не надеялся. Сначала показывали разноцветные многоэтажные города на берегах лазурных заливов, счастливых граждан, качающихся на волнах. Все, как дома. Прав Щербатин — люди везде одинаковые.
Потом какая-то тетка с неимоверно пухлыми губами долго и натужно рассказывала о своей судьбе: как теряла она здоровье в шахтах на исторической родине, как решила стать гражданкой Цивилизации и начала с заготовки растительной массы на жарких плантациях. И вот теперь она живет в одном из внутренних миров, почти в самом центре, занимается дизайнерским оформлением поселений на вновь открытых форпостах Цивилизации. Наверно, есть шанс встретить ее здесь, на Водавии. Только где тут ее дизайн?
Затем был репортаж с отдаленной планеты, где целый материк отдали под гигантский пансионат для стариков. Нам показывали кудрявые рощи, извилистые дорожки на холмах, хорошенькие, как игрушки, домики с балкончиками. Счастливые дедушки и бабушки прогуливались, играли в большие яркие мячи, катались на маленьких машинках, совершали воздушные экскурсии над ущельями.
Я вскоре начал зевать, и не только я. Человек пятнадцать уснули, скорчившись на стульях. А на экране уже другой счастливый гражданин вспоминал этапы своего становления и накопления уцим.
«Ну и ладно, — подумал я. — Помучаюсь, как все, скоплю на спокойную жизнь в каком-нибудь райском уголке. А там уж займусь спокойно творчеством. И плевать мне на все…»
* * *
Снова сирена, снова грохот кроватей, влажная одежда и очереди к умывальникам. Потом — построение перед выходом, где к нам подошел героический дедушка-агитатор. Теперь он ничего не сказал, лишь посмотрел с тревожным родительским сочувствием, пожевал губами и пошел себе дальше.
Свой электрошокер я сдать, конечно, забыл. Прошло уже несколько дней, но я так уставал, что каждый вечер эта мысль вылетала из головы. И вновь тяжеленная батарея перетягивала меня набок. Кавалер-мастер Рафин-Е прошелся вдоль строя, недовольно поджимая губы. В руках он крутил какую-то черную палочку. Наконец остановился возле бойца по имени Арах и ткнул ему в живот пальцем.
— Нож где? А?
— Нож?.. — Арах растерялся. — Э-э… Там он. — Он нелепо махнул рукой. — Обронил в болотах.
Арах был щуплым, сутулым и вечно каким-то растрепанным. Редко случалось, чтобы он поутру вспомнил о том, что нужно поменять одноразовые носки. Над ним смеялись практически все. Все, кроме меня. Не я ли частенько бывал таким же чудиком и растеряхой?
— Обронил в болотах? — Рафин-Е свирепо зашевелил ноздрями, начав постукивать своей черной палочкой по ладони. — А за каким чертом ты его там доставал? Кого ты, интересно, собирался там резать? А может, ты остановил им десяток-другой ивенков, когда я отвернулся?
В строю промелькнули ухмылки. Смешно было представить, как пришибленный, вечно испуганный Арах дерется с десятком ивенков.
— Э-э… — Арах поник. — Так получилось… — Он испуганно заморгал.
— Минус двадцать уцим за утрату имущества, — холодно процедил кавалер-мастер. — Вечером получишь на складе новый нож.
Он снова двинулся вдоль строя. Я молил, чтобы он прошел мимо, однако он остановился как раз рядом. Оглядел меня, недовольно морщась, коснулся своей палочкой батареи разрядника. Потом что-то пробурчал и, наконец, пошел дальше.