От соседнего дома в сторону Носова и Вилечки направлялся мужичок.
– А вы чего это? Дом хотите купить?
– Да нет, – сказал Носов, – мы приехали к Петру Ивановичу Веселкину, – не знаете, где он?
– Петр Иванович? Да он умер, с неделю назад, – сказал мужичок и стал набирать дрова, складывая их на левую руку. – Вот дочка его приезжала, дрова мне продала и попросила за домом приглядывать, ежели вдруг покупатель найдется. Мы ж теперь в Москве!
Носов стоял ошарашенный этим известием. Вид старика, колющего дрова на морозе, в портках и валенках… А как он вытаскивал машину, очищал снег, колол лед? И его крепкая жилистая рука… Этот человек и вдруг вот так умер? Нет, не вязалось…
Вилечка повернулась к мужичку:
– Он что – болел?
Мужичок, набрав дров, собрался уходить.
– Да нет, здоровый был старик. Всегда все сам делал. Вот дров нарубил сам. И по дому сам.
– А что ж тогда так внезапно? – хрипло спросил Носов.
– Да кто ж знает? – пожал охапкой дров мужичок. – Дочка-то его давно забрать хотела, да он отказывался. Она ему все скорую вызывала, считай, каждое воскресенье… Он их встречал, чаем угощал и отправлял.
Носова при этом передернуло. Мужичок развернулся и пошел к своему дому. Виктор его окликнул:
– А где его похоронили?
– Не знаю, – отозвался тот от крыльца, – нашито все на Химкинском лежат, а куда его – не знаю.
Ничего не хотелось. Ни в кино, ни гулять. Настроение было препоганым. Носов, нахмурясь, шагал к шоссе, рядом почти вприпрыжку бежала Вилечка, повиснув у него на локте. Наконец она взмолилась:
– Ну не беги ты так! Я не успеваю.
Носов сбавил темп. Он еще некоторое время шагал молча.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала вдруг Вилечка. – Ты винишь себя в его смерти. Так?
– Почти, – пробурчал Виктор. – Эх, если бы я не брякнул тогда? Это все, конечно, суеверия, но я суеверный человек. Я не могу избавиться от мысли, что сглазил деда. Хотя и не очень верю в сглаз. Я врач – прагматик. Деду семьдесят два года. Он полное право имеет умереть просто так. Но я же видел его, он абсолютно здоров… был! Вот и станешь тут суеверным, – добавил он спустя еще несколько минут.
Вилечка ничего не ответила, помолчала и, пытаясь собрать в ясные слова одолевавшие мысли, сказала:
– Я, конечно, не могу судить о нем, болел он или был здоров… Но я знаю одну историю, мне мама рассказывала. Так вот ее бабушка, которая ее воспитывала, бабушка Марфа, дожила до девяноста лет и до последнего момента была здорова и активна. Она держала свое маленькое хозяйство, там, в деревне, в Рязанской области, а мама к ней ездила каждый отпуск, навещала. В последний мамин приезд бабушка ни на что не жаловалась. Мама была с ней, помогала ей по дому. Бабушка приготовила ужин и легла подремать, пожаловалась, что устала. А когда мама ее стала будить через полчаса к ужину, оказалось, что та умерла во сне. Тихо и спокойно. Ты понимаешь? Нет никакой связи между тобой и им. Просто ему пришел срок. И не казни себя. Все это только совпадения.
– Да, – сказал Виктор, – совпадения… Но ведь зачем-то все это совпало? И то, что я приехал, и его подарок, и мой ответ его дочери, и наш приезд сюда. Зачем?
– Я не знаю, – пожала плечами Вилечка, – и никто не знает. Может, просто, чтоб нам впредь была наука, что делать и что говорить?
– При чем тут ты? – угрюмо проговорил Носов. – Это мне наука.
– Нам наука, – повторила Вилена упрямо, – я ж с тобой! – И прижалась к его плечу. – А вообще что значит «зачем»? Зачем мы вообще?
Подошел автобус, они сели и поехали в Москву.
В середине июля Вилечка, как и еще девять фельдшеров, работавших на подстанции, подала документы в мединститут и принесла старшему фельдшеру справку на двухнедельный учебный отпуск. Тот схватился за голову. Пора отпусков, и еще десять человек выбывают на две недели. Кто ж работать будет? Наскрести бы еще хоть по одному работнику на бригаду. Некоторым, тому же Носову, тому же Морозову и еще кое-кому, можно предложить поработать в режиме сутки через сутки хотя бы пять-шесть дежурств… Заставлять, естественно, нельзя, но попросить – можно. Ребята понятливые, выручат.
С Носовым говорил Стахис. Двумя словами обрисовал ситуацию и предложил на август взять еще четверть ставки к уже имеющимся полутора. Носов, у которого месяц назад мама вышла на пенсию, а деньги нужны были всегда, согласился. Морозов же сам пришел к старшему фельдшеру и попросил подкинуть дежурств, потому как он женился весной, это все знают, и нужно поднабрать деньжонок на мебель. Любезный старший фельдшер Иван Афанасьевич даже не ожидал. С остальными было ненамного сложнее. Костин в четвертый раз поступал в институт, он выпадал из круга интереса, Золочевская малость покочевряжилась и согласилась на условии, что в сентябре она получит пять дней свободного пространства, чтобы поправить подорванное интенсивным трудом здоровье. Белобрысый Валька Гусев, пришедший вместе с Виленой на подстанцию, оказался комиссованным от армии по состоянию здоровья, в институт пока не собирался и брать на себя больше полутора ставок тоже не хотел, но при этом согласился работать в одиночестве. За себя и того парня. Боря Котов и Женя Соболева согласились трудиться в любом графике, лишь бы в одну смену. В конце концов Иван Афанасьевич с горем пополам составил график на август, глядеть без слез на который было невозможно…
Летом, как правило, вызовов меньше, чем в любое другое время года, но и летом бывают свои безумные дни, когда вся больная Москва сходит с ума и вызовы сыплются пачками… В журнале диспетчера на подстанции их набирается десяток, полтора, два десятка. Старший врач начинает обзванивать болеющих, чтобы хоть немного выяснить важность и первоочередность, это давало небольшой эффект. Иногда он делал невероятное: определив для себя несколько несложных вызовов, где было более или менее все ясно, он садился на первую попавшуюся фельдшерскую бригаду и объезжал их по определенному маршруту, как врачи неотложки. А однажды вечером, когда на подстанцию как гром среди ясного неба вдруг разом за полчаса обрушились три десятка вызовов, – Носов с Морозовым в этот момент курили в стеклянной пристроечке у входа, – им одновременно пришла в голову мысль разгрузить этот завал. Диспетчер им уже сунула по карточке, водители запустили двигатели, а Виктор, затянувшись в последний раз, сказал Володе Морозову:
– Ну что, боец-сверхсрочник, покажем салагам, как надо работать?
– Запросто! – ответил Морозов и шлепнул по подставленной Виктором ладони. – Водил предупредим?
– Как хочешь! – крикнул уже на ходу Виктор, стараясь попасть окурком в мусорный контейнер. Водители были во дворе, РАФы готовы к старту.
Задуманный ими сценарий не был новостью для скорой, исполнять его могут только ярые энтузиасты и хорошие опытные спецы. Молодые и стажеры для этого не годятся. Смысл прост – все надо делать предельно быстро, при условии, что не надо отвозить в больницу. В этом случае влетевший в этакую неприятность участник игры узнает телефон вызова партнера и сообщает тому, что выбывает на некоторое время.