Жбанков подошел к одному из окошек, выглянул. Там был только мрак и холод. Хоть бы один живой огонек, хоть бы единственный след человеческий...
Снаружи, рядом с окошками, купец увидел приделанные на железных стержнях небольшие зеркальца. Меринов предусмотрел их, чтоб иногда можно было глянуть на снаряд как бы чуть-чуть со стороны. Посмотреть, убедиться, что все в порядке, – и спокойно лететь себе дальше.
Жбанков посмотрел в зеркальце и увидел, что снаружи «Князь Серебряный» выглядит весьма безобразно. Краска облетела и кое-где торчала грязными лохмотьями, цвет стенок был совершенно непривлекателен. Ему вдруг показалось странным, что сейчас его беспокоят такие пустяки, как внешний вид снаряда. А впрочем, о чем еще думать?
Насмотревшись, он побрел в другую сторону, где также было окошко и зеркало снаружи. Звезды ничем не отличались от прежних. А вот в зеркале открылась совсем другая картина. И была она настолько невероятной, что у Жбанкова мороз пошел по коже.
Он увидал идола. Тот висел рядом с потрепанным телом снаряда и кромсал на нем железную оболочку. Часть ее уже торчала наружу, вместе с паклей и старыми тряпками, которыми были утеплены стенки, будто лепестки дикого некрасивого цветка. Идол медленно шевелил своими неловкими руками, ударял ими по снаряду, и от этих ударов железо рвалось, как бумага.
Сначала Петр Алексеевич испугался, что сейчас каменный истукан совершенно испортит снаряд, так что невозможно будет продолжать полет. Затем пришла догадка еще более ужасная: ведь он проделывает себе дыру, чтоб проникнуть к людям и снова начать свои бесчинства!
Купец продолжал глядеть, как идол бьется о снаряд. С каждым ударом его длинное тело погружалось в дыру все глубже, но все еще недостаточно, поэтому он продолжал свои разрушительные действия.
Это был предел всему: и терпению, и надеждам, и остаткам мужества. Несомненно, избавиться от каменного убийцы больше не будет никакой возможности. Петр Алексеевич уже ощущал, как трясутся его коленки, а в голове меж тем витали трусливые мыслишки: а может, идол пойдет туда, где народу больше, а может, минует его, Жбанкова, своим вниманием? Однако и эти стыдные надежды ни на минуту не успокаивали.
Пришло в голову нелепое опасение, что истукан сейчас заметит наблюдающего за ним Жбанкова и направится к нему, станет долбить стеклянное окошко. Он торопливо отошел от окна на середину залы, осторожно сел в кресло, не задевая настроенных рычагов.
Как жаль, что рядом нет ни единой живой души. Как жаль, что некому похлопать по плечу, сказать, мол, не тужи, купец Жбанков, не такие мы еще беды в жизни видали... И пусть слова эти будут напрасны, ибо беда пришла самая что ни на есть страшная, но все же живое слово очень нужно человеку в таких обстоятельствах. Железные стены и огоньки на тумбах ничем не смогут ему помочь.
Он бросил взгляд на бесполезное железное хозяйство и вдруг заметил радио. Взял в руку круглую штуку на резиновой трубочке, похожую на чайное ситечко.
– Эй! – слабым от безнадежности голосом произнес он. – Кто-нибудь живой слышит?
И тут, к его удивлению, радио ответило. Сначала прозвучал резкий, царапнувший уши хрип, а затем донесся и голос.
– Петр Алексеевич! – Это был, без сомнения, инженер Меринов. – Петр Алексеевич, где вы?
– Я... Я здесь! В общей зале сижу, – ошалело заговорил купец.
– Петр Алексеевич, дорогой вы наш. – Голос инженера был безрадостным. – Беда случилась.
– Да я понял, – вздохнул купец. – Сам видел.
– Нет, вы не поняли, и не знаете вы главного, – продолжал Меринов каким-то замогильным голосом. – Мы-то уже в спасательной люльке сидим, а вы... А до вас мы добраться, видит бог, не сможем.
– Да как же? – изумился Жбанков. – Вы же рядом, и я вас слышу.
– Все перегорожено, Петр Алексеевич, и ни одной лазейки нет.
– Петр Алексеевич, миленький, мы же вас искали! – вмешался плаксивый голос Гаврюхи. – И где ж вы только пропали?
– Обожди, Гаврюша, дай дело решить. Слышь, Капитон Сергеевич, я и сам знаю, что перегорожено. Ну а если эти перегородки как-то приподнять или продолбить?
– Идол, лопни его брюхо, пропорол корпус, и теперь там холод стоит страшный, да и воздуха нет, весь через дырку вышел.
– Слышь, Меринов, – Петр Алексеевич вдруг почувствовал, что глаза его промокли, – потерплю я холод. А воздух... Ничего, в детстве в речку нырял – нос затыкал и глаза жмурил.
– Это совсем не то, что речка, – глухо произнес Меринов. – Там вы и секунды не проживете, Петр Алексеевич. Поверьте, если б была какая возможность, уж я б вам сообщил.
– Ну, как же так, – безжизненно проговорил Жбанков, вытирая слезы рукавом.
– Видать, судьба, Петр Алексеевич. Если б вы сразу ста рублей не пожалели на железный костюм с дыхательной трубкой, тогда был бы шанс. А сейчас нет шанса. Ни единого. Снаряд летит прямо к Земле и через полдня врежется в нее.
– Так что ж теперь? Может, остановить снаряд? Помнишь, ты мне рукоять указывал?
– Порох гасить резона нет – он сейчас на торможение работает. Благословите нас, уважаемый Петр Алексеевич. Без вашего благословения мы улететь не сможем.
– Ладно. – Купец собрал остатки мужества. – Идите с богом. Поспешайте только, пока истукан и до вас не добрался. Гаврюша, ты слышишь?
– Слышу, – печально ответил приказчик.
– Супруге моей – от меня поклон. Скажи, пусть не убивается, потому что сам я свою судьбу выбрал. Жаль, выручку передать не смогу, ну да ладно.
– Обидно нам, Петр Алексеевич, – снова заговорил Меринов. – До дому нам не более полудня пути осталось. И тут такая беда.
– Ничего, Капитон Сергеевич, не плачь за меня. Гаврюша! Супруге моей скажи, чтоб инженера достойно наградила. В комоде у меня кое-какой капитал отложен, так пусть выделит ему. И мужикам тоже, пусть не поскупится. Прощайте, братцы, и спасибо вам.
Все очень тепло распрощались со Жбанковым. Было слышно даже, как мужики плачут. Инженер пока не прощался. Он еще кое-что хотел добавить к сказанному.
– Петр Алексеевич, – нерешительно проговорил он. – Не хочу я вас зря обнадеживать, но... Быть может, успеем мы до дому добраться и всех предупредить о вашем несчастье. Возможно, там смогут вам помощь выслать. Но вряд ли... Непростое это дело, да и времени совсем не осталось.
– Ничего... Не терзай себя, инженер. Будь что будет, одним словом.
Жбанков, окончив разговор, подошел к окошку. Отсюда было видно, как небольшая железная люлька с коротким огненным хвостом уносится прочь, к дому. Жбанков смотрел ей вслед и думал о своих людях. О том, что вскоре они вернутся, будут опять жить по-прежнему, бродить по улицам, здороваться с соседями, заходить в кабаки. Дорого сейчас отдал бы купец, чтоб по-простому пройти по улице своего городка. Но нечем за это платить, а те деньги, что спрятаны за голенищем, никакой цены уже не имеют.