– Дело твое, парень. Попадешь под обстрел – учить будет некому.
На том мы и расстались. Я – грязный и уставший – шагал на обед по узкой песчаной косе, отделявшей полигон от острова. И вдруг увидел, что навстречу мне движется полковник.
Он нес два металлических ящика, похожих на осциллографы. Заметив меня, опустил их на землю и помахал рукой.
– Ты, кажется, историк, – сказал он, почесав за ушами.
– Как угодно, – смирился я.
– Да-да, мы же разговаривали о... О чем?
– О покорении Ермаком туманности Андромеды, – охотно напомнил я.
Он задумался, а потом сел на один из своих «осциллографов» и достал дощечку, на которую непостижимым образом заносил разные исторические факты. Я заметил, что его щеки и лоб покрывают большие желтоватые пятна, которых раньше не было.
– Вот! – воскликнул он. – Вспомнил, что мне требовалось узнать! Чем прославился Петр Первый?
– Ну как же! – радостно улыбнулся я. – Он же отменил обязательное ношение противогаза для мещанства.
– Любопытно, – качнул головой полковник.
«А то! – подумал я. – Знай наших!»
В эту минуту ветер донес какой-то визг. Я, повертев головой, заметил, что в полусотне метров от нас среди кустарника дерутся несколько кузнечиков.
Зрелище было жуткое. Словами не передать, надо видеть, как они бросались друг на друга, безжалостно били всеми своими лапами, грызлись и швырялись камнями. К ним уже бежали несколько старшин с длинными палками. На кончиках палок засверкали искры, кузнечики завизжали пуще прежнего и бросились врассыпную.
– Наших ребят тоже такими палками гоняют? – поинтересовался я.
– Для ваших ребят есть другие методы. Хлемы – очень дикий народ, а дикари хорошо понимают язык силы и язык боли.
– Хлемы?
– Вы зовете их кузнечиками, но это неверно. У хлемов нет ничего от насекомых. Они немножко птицы, немножко рептилии, но все это условно. По большому счету, это совсем особая биологическая форма. У вас нет ничего подобного.
– И слава богу.
– Кстати, насчет бога. С ними нет психологических проблем. То, что мы даем им здесь, совпадает с их религиозными представлениями. Их можно переселять целыми племенами и ничего при этом не объяснять.
– Да вы и нам не очень-то объясняете, – хмыкнул я. – Что такое Зонтики, например?
– Всему свое время. Узнаешь и увидишь. А к хлемам советую привыкать, ведь тебе придется вместе с ними участвовать в различных мероприятиях.
– Могли бы посимпатичнее компаньонов для мероприятий подобрать.
– Да, мы сначала пробовали кошкообразных. Но ничего не вышло – местный климат их губит.
– Я никак не пойму, зачем вам нужны мы, если у вас есть кузнечики?
– Все вы разные. Вы – умные и хитрые, хлемы – жестокие и бесстрашные. Для всех находятся разные дела.
Полковник встал, поднял свои ящики. Потом опустил их и небрежно поманил меня рукой.
– Помоги донести.
Пришлось тащить его чертовы ящики – не отказывать же собственным спасителям в такой ерунде? Полковник шел впереди, покачиваясь на своих Х-образных ногах и почесываясь. Небо было, как всегда, серое и пасмурное.
– У вас тут когда-нибудь бывает солнце? – спросил я.
– Никогда. Здесь вообще нет светила.
– Как так? А вокруг чего тогда вращается планета?
– А это вовсе не планета.
– Мне что-то подобное говорили, но я не очень понял...
– Естественно. Вы, люди, с вашим узким трехмерным мышлением считаете, что Вселенная – это только звезды и планеты, на которых вы живете. Точно так же червяк считает, что весь мир – это только яблоко, которое он грызет.
– Я не считаю, что мир – это яблоко. Что это, если не планета? Астероид?
– Нет, это не астероид и не комета, – сказал он, досадуя на мою бестолковость. – Это периферийное образование, существующее на границе двух волновых порогов энергетического возмущения атомарной протоплазмы.
– Ну, так бы сразу и сказали... – хмыкнул я. – А то червяки, яблоки какие-то... – И тут мне в голову пришел новый вопрос: – А как же смена дня и ночи?
– Это мир с пульсирующей энергетикой. Есть миры вообще без энергетики, есть миры даже без пространства. Надеюсь, это тебе понятно?
– Уж лучше я буду считать мир яблоком, – пробормотал я.
Мы дошли до пустынного края острова, где волны бились о невысокий каменный порог, окаймляющий берег. По команде полковника я поставил один ящик у самой воды, а второй в двух десятках шагов от береговой кромки. После этого он велел мне уходить.
Я и ушел. Но перед тем как скрыться за поворотом, оглянулся. На берегу бушевало сражение – «осциллографы» проецировали объемное изображение прямо на воздух. С моря наступали полупрозрачные парусники. С берега по ним стреляли какие-то странные орудия, которые я видел, кажется, в «Звездных войнах». Среди этого призрачного боя стоял счастливый полковник и нажимал кнопки на небольшом черном пульте, висящем на животе.
Перекусив в столовой, я пошел к себе в комнату отдыхать. Гена лежал на кровати и глядел в потолок.
– Нога болит, – глухо проговорил он.
– Покажи.
– А ты – доктор?
– Нет, не доктор, но...
– Ладно, смотри, если хочется, – кисло усмехнулся он и засучил штанину.
Под коленом темнела отвратительная язва. Вокруг нее нога распухла так, что сустав сравнялся по толщине с икрой. Кожа здесь была натянутая, блестящая, с мертвенной синевой.
– Полюбовался?
– Сходил бы к Контролерам, Гена, – вздохнул я. – Они ж должны следить за здоровьем личного состава.
– Может, и должны... Схожу попозже. Сегодня еще погудим с пацанами малость, и пойду. Все равно деньги кончаются.
Я завалился на матрас и тоже начал глядеть в потолок. Последнее время меня мучил вопрос: почему им всем здесь так хорошо и весело, а мне нет? Почему они так красиво вписались в эту пустопорожнюю жизнь? И ведь не похоже, что притворяются.
Может, я личность исключительная? Может, у меня судьба особенная? Приятно, конечно, так думать, но какой мне прок от моей особенной судьбы? Валяюсь вот один на матрасе, не знаю, чем заняться...
За Геной зашел какой-то друг, помог подняться, и оба ушли. Видимо, гудеть... Я наугад взял из-под кровати какую-то книжку и попробовал читать.
Но ничего не вышло. Стоило устроиться поудобнее, в комнату ввалились двое парней. Один – толстый и белобрысый, второй же, наоборот, – маленький, скукоженный, с растопыренными ушами, похожий на мартышку.
Толстый посмотрел на меня и часто-часто заморгал.