— И что происходит потом?
— Меня отвязали и повели к новому отцу, вождю, — праздновать дальше, на сей раз по-настоящему. Как если бы я заново родился!
— Второе рождение… — странно изменившимся голосом проговорил Блейк. — А вы знаете, док, что в Индии считают, будто душа человека после смерти переселяется в иное тело? Можно родиться человеком, можно — животным. Они говорят, что душа меняет тела, как мы меняем старую одежду на новую. — Он немного помолчал, потом прибавил: — Иногда для этого даже умирать не обязательно.
— Поражаюсь широте ваших взглядов, мистер Блейк, — заметил доктор Гиллс. — Так вот, только после этой церемонии индейцы стали мне доверять, позволили заходить в свои жилища, прикасаться к детям и к самим себе, некоторые даже назвали мне свои настоящие, секретные имена. Их травница поделилась со мной рецептами снадобий, которые передавались из поколения в поколение долгие сотни лет! Сейчас, когда я об этом вспоминаю, меня не оставляет благоговейный трепет перед этими знаниями, накопленными народом, который не умеет писать и читать.
— Так отчего бы вам не записать все эти рецепты, доктор? — спросил Блейк.
Чарли затаил дыхание. Он и сам не раз хотел попросить отца о том же, но боялся, потому что знал, каким будет ответ.
Доктор Гиллс помрачнел.
— Я обещал, что не стану их никому раскрывать, Джек.
— Но почему?
— Потому что… — Тут отец Чарли закашлялся, и пришлось подождать, пока он смог восстановить дыхание. — Потому что это тайна, в которую меня посвятили. Раскрыть ее посторонним означало бы предать тех, кто мне доверился.
Чарли подумал, что Блейк не понимает, не может понять смысла сказанных слов, поскольку финал истории ему неизвестен. Доктор Гиллс никогда никому не рассказывал о том, как в одну дождливую октябрьскую ночь у его дверей обнаружился умирающий индеец, чьи раны пришлось обрабатывать и перевязывать до самого утра. Лишь при свете дня, когда самое трудное было позади, доктор и сам Чарли, вызвавшийся помогать отцу, заметили, что их пациент из племени ямаси.
Потом пришли те, кого отец Чарли считал друзьями. И от друзей он получил подарок — стрелу, пробившую легкое…
Если бы не эта стрела и не то, что их дом сгорел первым, семье доктора Гиллса не поздоровилось бы. Уцелевшие жители Оукхилла, пытавшиеся разобраться в случившемся, первым делом вспомнили о том, что он водил дружбу с краснокожими. Со дня резни в Покоталиго прошло уже почти два года, беженцы потихоньку возвращались и отстраивали заново разрушенные дома, не забывая об укреплениях; всем казалось, что война закончена, — тем неожиданнее было вновь очутиться между двумя враждебными племенами. Слишком многие говорили, пусть и не в полный голос, что именно доктор Гиллс привлек к поселку внимание индейцев: если бы не он, дикари держались бы, по своему обыкновению, особняком и умирающий ямаси не явился бы в Оукхилл.
— Я не имею права, — сказал Эдвард Гиллс без тени сомнения. — Я не предам их.
— Предательство? — Джек Блейк сидел к Чарли спиной, но по его вновь изменившемуся голосу парнишка ощутил, что это слово скрывает некую историю — не менее интересную и запутанную, чем та, которую только что рассказал доктор Гиллс. — Да, пожалуй, я вас очень хорошо понимаю, доктор. Хотя не знаю, как поступил бы сам на вашем месте. Эй, Чарли, ты так и будешь стоять на пороге?
— Извините, — стушевался Чарли, краснея. — Я не хотел мешать.
— Ты ничего подозрительного на улице не видел?
— Нет…
— Плохо, юнга, ты невнимателен. За вашим домом следят.
— Простите, я…
— Ничего не говори. — Тут Чарли понял, что их гость все-таки захмелел. — Я бы предложил тебе выпить, юнга, но твой отец возражает. И правильно делает, кстати говоря. Ром — это страшное зло. От рома теряешь голову, и какой-нибудь проныра, которого ты едва знаешь, кажется тебе закадычным приятелем. Глоток-другой, и ты уже любишь его всем сердцем, жалеешь. Я не о вас, доктор, не подумайте чего-нибудь этакого… — Блейк тряхнул бутылку и скривился, убедившись, что она пуста. — Парень, ступай-ка ты баиньки, пока я не послал тебя в «Фальконер» за добавкой.
И Чарли действительно ощутил, как веки у него слипаются от усталости — такой сильной, что даже путь до стоявшей в углу комнаты кровати показался необычайно длинным. День сегодняшний, полный волнений и тревог, подошел к концу, однако день завтрашний обещал новые испытания.
Как же Блейк намеревается выдать себя за врача?
И зачем ему нужен этот маскарад?
Тайна. Чарли всегда любил тайны.
«Я должен узнать, что произойдет дальше…» — думал он, погружаясь в дремоту.
Если бы мистер Гиллс увидел выражение лица Чарли, он запретил бы сыну на следующее утро выходить из дома или даже запер бы его в соседней комнате. Но доктор был слишком увлечен беседой с Блейком, к тому же ром погрузил его в состояние блаженной расслабленности, о которой последние несколько месяцев не приходилось даже мечтать.
Проснулся Чарли из-за того, что кто-то тряс его за плечи.
— Вставай, парень. Пираты уже ждут доктора Гиллса. Все спят, а я не вор, чтобы уходить, не попрощавшись с хозяевами такого гостеприимного дома. Эй! Хватит дрыхнуть!
За словами последовал довольно чувствительный тычок под ребра.
Юноша с трудом открыл глаза и увидел… незнакомца.
В старом парике, который доктор Гиллс не надевал уже несколько месяцев, и в темно-коричневом сюртуке, застегнутом на все пуговицы, Блейк выглядел совсем другим человеком. Преображение довершали очки, которые моряк нацепил на нос, — оставалось лишь гадать, где он их нашел, поскольку доктор Гиллс на зрение никогда не жаловался и в очках не нуждался, — и чопорное выражение лица, какое Чарли видел всякий раз, встречая в городе мистера Тревора.
Увидев замешательство парнишки, Блейк улыбнулся и на миг сбросил маску.
— Что скажешь?
— Я не узнаю вас, сударь!
— Отлично, — удовлетворенно кивнул моряк и дернул подбородком, указывая на доктора Гиллса, который спал на кровати своего младшего сына и просыпаться не собирался. Его лицо было спокойным; Чарли не видел отца таким уже давно. — Не хочу его будить, — сказал Блейк. — Твой отец — очень мудрый и достойный человек, и жаль, что судьба так несправедлива к нему… ко всей вашей семье. Если мне удастся восстановить справедливость, я помогу вам вернуться к той жизни, какую вы заслуживаете.
— Правда?
— Даю слово, — подтвердил Блейк, и тут Чарли, ощутив легкое разочарование, пробормотал:
— Слово авантюриста…
Моряк покачал головой.
— Нет, юнга. Слово честного человека, которому просто не повезло. — Блейк протянул руку, и Чарли пожал ее с опаской. Моряк хмыкнул, словно желая съязвить по поводу его трусости, но промолчал и лишь спустя несколько мгновений продолжил: — Что ж, пора прощаться.