– Эй, это же мои вещи!
Громадный одноглазый пират, вытащивший ее сумку из пассажирской каюты (так пышно называлось помещение размером с гроб, отгороженное переборкой от капитанской каюты), гнусно заржал, потрясая скомканными в громадной лапе юбкой и блузой:
– Твои? Гляди-ка, святоша любит переодеваться в женское платье!
Лис, облокотившийся о релинги юта, произнес весело:
– Может, везет подарок своей подружке? Они совсем новые.
Еще бы. Нати сшила их перед самым побегом – надеялась, будет во что переодеться, когда благополучно доберется до места.
Пират хмыкнул, прикладывая блузку к своему могучему торсу.
– Да? Ну тогда уж больно тоща подружка, моей милашке это на одну грудь!
Одежда полетела в сторону. Одноглазый, подняв мешок, вытряс его содержимое на палубу. Кружка, ложка, чашка, куртка, сухари и мясо, кошелек с мелкими деньгами, и… Лис неожиданно выпрямился и легко спрыгнул с юта. Меж тем как одноглазый пират озадаченно рассматривал ножи, завернутые в потертую кожу, его капитан схватил туб с картой.
– Что тут у нас такое?
Он достал карту, развернул – и метнул удивленный взгляд в Нати.
– Откуда это у тебя?
– Это мое! – угрюмо повторила та – и про карту и про ножи, которые одноглазый пробовал пальцем. Метнул один: нож задрожал, войдя в древесину мачты.
– Глянь-ка, Лис! Вот это ножички! Где ты их украл, парень?
– Они мои!
– Теперь – мои!
Не отрываясь от карты, Лис произнес рассеянно, как будто пирату требовалось его разрешение:
– Забирай-забирай, Джонни, мальчишка все равно не умеет с ними обращаться.
Ах, не умею?! Тяжелый (испанский, как говаривала Дора) гнев пеленой заволок глаза Нати. Не помня себя, она выхватила из скрытых рукавом ножен кинжал и метнула в уходящего с картой – ее картой! – Лиса.
Брат Иона мог бы ею гордиться – нож воткнулся в плечо пиратского предводителя. Со шхуны донесся крик. Лис вздрогнул и обернулся, точно не понимая, что происходит. Джонни так и застыл на коленях над разбросанными вещами, выпучив на нее единственный глаз.
Замерев, Нати таращилась ответно, медленно осознавая, что натворила. Капитан зажал карту под мышкой и, морщась, вынул из плеча нож. Оценил взглядом причиненный ущерб.
– Ах ты ж… обезьяна в сутане! – взревел пришедший в себя Джонни. Нати попятилась, наткнулась на релинги и затравленно огляделась. Бежать некуда, оставалось только броситься в море…
До́ того, как это сделают пираты.
Лис успел быстрее своего рассвирепевшего подчиненного – большим прыжком оказался на юте и, схватив одной рукой Нати за шиворот, нещадно затряс в воздухе.
– Ты что наделал, щенок? А? Ты что наделал?!
Полузадушенной Нати казалось, что она сейчас просто рассыплется по косточкам. Голос Лиса гремел над ее головой, отдаваясь в ушах и в голове:
– Испортил мой любимый камзол!
Нати и сама не поняла, что за звук у нее вырвался – то ли жалобное блеяние, то ли неожиданный сдавленный смешок. Так же за шиворот, пересчитав ею все ступени, Лис стащил Нати на палубу и толкнул к штормтрапу.
– Спускайся в шлюпку! Джонни, дай-ка ты мне сюда эти ножички, давай-давай, мне спокойнее будет. Господи Иисусе, ведь засмеют – Лиса подрезал дохлый монашек!
– Я не… – Нати шлепнулась на зад и, вякнув, заткнулась.
Скорчившись на сиденье, она во все глаза рассматривала приближавшуюся шхуну. «Красотка». Лис уже стянул камзол и теперь зажимал пальцами рану.
– Давайте я перевяжу, – несмело предложила Нати.
Капитан глянул исподлобья.
– И откуда ты только взялся на мою голову, а? Такой заботливый и такой… меткий!
Была бы меткой, он бы сейчас не разговаривал. Нати длинно вздохнула. Неизвестно еще, какое наказание ей придумает Лис…
Чувствительно подталкивая Нати кулаком в копчик, пират заставил ее подняться на борт шхуны. Там их обступили взволнованные члены команды.
– Куда он тебя?
– Ах ты, папский гаденыш!
– Вздернуть его?
– Давай перевяжу…
– Перевяжи. Монаха ко мне в каюту, да поаккуратнее с ним!
Пираты и впрямь были аккуратны: взяв под локти, поволокли ее до каюты, втихомолку по дороге насовав под ребра. Пинок – и Нати влетела в гостеприимно раскрытую дверь. Пока она поднималась, кряхтя и потирая ушибы, явился и хозяин. Плечо было уже перехвачено повязкой, рубашка накинута на широкие плечи.
Лис поглядел прореху на камзоле на свет и огорченно поцокал языком.
– Я могу заштопать, – почти виновато предложила Нати.
Лис отбросил камзол.
– В твоем монастыре учат обращению и с ножом, и с иголкой? Полезные навыки!
Он налил себе рому, выпил, косясь насмешливым глазом на поникшего послушника. И в чем только душа теплится, очи долу, руки смиренно сложены у пояса. У пояса… глаза Лиса сузились.
– Давай-ка, что там у тебя?
Монах вскинул недоуменные темные глаза: ну чисто ангелочек… Папский агнец.
Капитан оперся о стол здоровой рукой, уставился пронзительным взглядом. Повторил негромко:
– Выкладывай, что у тебя есть еще. Или кликнуть ребят, чтобы они взяли тебя за ноги и вытрясли все, что под сутаной запрятано?
Если ее начнут обыскивать, то найдут не только ценности, но и нечто неожиданное… Нати тяжело сглотнула и развязала пояс. Лис присвистнул, увидев аккуратно зашитый столбик монет. А когда на стол лег еще один сверток и камни разбросали по потолку красные блики, даже затряс головой.
– Оказывается, мы не тех обыскивали! Ты обчистил монастырскую казну?
– Я не крал! – отчеканил послушник. Он был едва ли не краснее своих рубинов, но скорее от злости, чем от стыда. – Они мои! – И в ответ на скептический взгляд Лиса поправился: – Вернее, моей матери. Она умерла.
Лис пропустил через пальцы сложное плетение ожерелья. Он многое понимал в драгоценностях.
– Твоя мать была испанкой?
– Француженкой.
– А работа испанских ювелиров…
Нати промолчала. Ни к чему уточнять все подробности своего генеалогического древа.
– Ну что ж, брат… послушник. Считай это платой за свою жизнь.
– Но… – беспомощно начала она.
Лис вперил в Нати неподвижный взгляд.
– Моя команда будет рада отвести душу – мы ведь взяли хорошую добычу без единой капли крови. Не считая моей, конечно. Как именно ты предпочитаешь окончить свои недолгие дни? Быть вздернутым на рее или прогуляться по доске?