— А, тот самый пират, хахаль моей жены? — недовольно, но без особой ненависти пробурчал торговец. — Тебе, видно, мало показалось, раз ты явился на Эспаньолу, чтобы вдобавок обыграть меня в карты в пух и прах. Чего хочешь?
Пират промолчал, странная реакция торговца удивила его.
— Я здесь по коммерческим делам, — брюзгливо добавил Форстер. — Местным жителям не запрещено. Несколько лет назад на французской Эспаньоле случился мятеж плантаторов, тогда они добились от губернатора Тортуги права свободной торговли.
— И что?
— А ничего. Ты меня обокрал, да еще и украсил рогами. Думаешь, я доставлю тебе удовольствие дракой? Обойдешься. У меня даже нету ружья. Если выстрелишь, это будет не дуэлью, а убийством, за которое на Ямайке полагается виселица.
— Что ты хочешь этим сказать?
— У тебя сейчас совершенно дурацкий вид.
Собаки отрывисто брехали в темноту. Купец продолжал ворчать, время от времени вставляя грубые реплики, которые, должно быть, находил остроумными, понемногу его бормотание сложилось в более-менее связную историю.
Баррет сидел рядом с Форстером, слушал его, иногда коротко спрашивал, чувствуя приступ старой тоски без названия и исхода.
— Ты хочешь уверить меня, что это все не вранье?
Комары вились над их головами.
— Жаль, но именно что правда. Дорого бы дал я за возможность обмануть тебя как следует…
Какого черта вы все хотите от меня?
Мать вашу, вы сами по себе, я сам по себе, и не трогайте меня.
Да, да — у нее личико ангела и такая грация, что и святому станет горячо. Я женился на самой прелестной девушке Скаллшорз, да, пожалуй, и всего Архипелага тоже.
Только не в ее красоте дело и не настолько я глуп, чтобы как козел скакать вокруг юбки, будь это юбка самой Памелы Саммер. Хотите знать, как все получилось?
Я и старый Саммер всегда оставались друзьями, годами мы вели дела вместе, и не было более надежного и сведущего в торговых делах человека.
Он умер от лихорадки, которую подхватил на островах. О том, что случилось между его уходом в последний рейс и этой смертью, не помнит сейчас почти никто.
А Джерри Саммер тогда вернулся из моря уже почти готовым покойником. И не только в лихорадке дело, хотя не сомневайтесь, что умер он именно от нее.
Я занимался делами на Мертвом острове, а Саммер выходил в море, чтобы торговать с французами и даже с испанцами — плевать, что это было запрещено. То самое путешествие было обычным, если не считать, конечно, что на хвост Джерри сели два чужих судна. Сейчас уже не важно, чьи были корабли. Саммер пытался просто удрать — а кто бы не попытался?
Должно быть, шкипер подвел или просто вмешался дьявол, но шхуна наскочила на рифы и пошла ко дну, а выбрались только десять человек, в том числе и Джерри Саммер. Все были голодны, очень устали и к тому же побросали ружья в воду, опасаясь, что железо утянет их на дно. Все десятеро тихо сидели в лесу и выжидали, когда погоня отойдет от острова. Потом они жгли костры и пытались охотиться на черепах и всякую другую хорошую живность и обычную нечисть, не исключая крабов и даже пауков.
Через месяц мимо того острова проходило судно, оно заметило и приняло Джеральда на борт — заметь, одного-единственного из десятерых.
Куда, говоришь, подевались остальные?
Не знаю. Говорят, спасенный Джерри походил на сумасшедшего — когда беднягу волокли в каноэ, он плакал и кусался. На судне дали пушечный выстрел и подождали, не выйдет ли кто из лесу…
Не вышел никто.
С тех пор и до самой смерти Саммер носил серьгу в ухе — собственно, уже с нею он на Скаллшорз и возвратился. Безумие у него прошло, но чудаковатость осталась.
Чудить оставалось недолго — мой друг умер через три месяца от повторной лихорадки и оставил после себя смутные сплетни и дочку шестнадцати лет.
Памела, Пэм… Ах, какая это была красоточка!
Я сделался ее опекуном, но справиться с девчонкой так и не смог. Пэм убегала на побережье и задирала юбчонки, чтобы залезть на скалы и достать гнезда птиц, пела песенки, рисовала углем на стене.
А бы поколотил ее как следует и даже попробовал, но тень Саммера встала передо мной. То есть тени-то как раз и не было — никаких таких привидений. Просто стало мне неловко и жаль девчонку.
Вот так мы и делаем ошибки. Она сбежала от меня обратно на Скаллшорз очень скоро, жила у какой-то индианки. Раз-другой я пытался за волосы утащить девчонку домой, но она дралась будто бешеная кошка.
Тогда я разозлился и почти не показывался на Скаллшорз. Дочка Саммера тратила деньги направо и налево, дарила своей индианке подарки и в конце концов начала делать долги.
Но это не все. Баррет, ты слышал о боге смерти индейцев? Хотя откуда… Памела любила свою красоту и уже в семнадцать дрожала от мыслей о старости. Она дошла до того, что не хотела смотреть на старух. Индианка, с которой спуталась моя девчонка, родом с Юкатана, и звали эту женщину Марина, так же, как ацтекскую любовницу Кортеса. Но эта Марина с испанцами не гуляла, а, по слухам, возобновила поклонение богу Миктлантекутли, который у них отвечает за смерть, а значит, и за вечную жизнь тоже.
Памела вместе с Мариной попалась на ту же удочку и переняла религию индейцев. Честное слово, они приносили кровавые жертвы в сарае, правда, только кроликов и голубей.
Я не давал ей денег на всякое баловство, и тогда Пэм заложила свои наряды ростовщику с Мертвого острова. Старик знался с такими же ростовщиками на других островах. До меня доходили слухи, что это секта, которая искала бессмертия и принимала в залог не только драгоценности, но и души. Не знаю, дошло ли там дело до души, но Пэм, чтобы заработать деньги, заигрывала с пиратами и пела в кабаках и скоро дошла бы до состояния шлюхи….
А что бы я мог сделать с нею? Убить? Словом, эта девушка оказалась водоворотом, в который уходили остатки состояния Саммеров…
Индианка Марина однажды исчезла, наверное, ушла к своему богу. Я приехал к Пэм, когда девочка была одинока и ослабела — от болезни или от тоски. Хотел ее обругать как следует, но не сумел, даже не повернулся язык — можно сказать, Саммер погрозил мне кулаком из могилы.
Тогда я и женился на ней — просто для того, чтобы дать девушке свое имя и прекратить махинации с деньгами покойного Джерри Саммера.
Вот и все.
А теперь пусть кто попробует сказать, что я сделал не то и не так, — у меня крепкие кулаки, и ружье хоть не наготове, но его, в конце концов, для поединка можно и принести.
— Занятно. Думаешь, я тебе поверил?
— Верь или не верь — какая, к дьяволу, разница?