– Тут очень темно.
– У меня фонарик наготове.
Они открыли ближний люк и попрыгали в темноту. Под ногами захлюпала вода. Пахло гнилью. Марк впервые по-настоящему испытывал растерянность человека, который случайно сделал большую глупость и не в состоянии покорно примириться с последствиями…
С тех пор прошло четыре дня. Сейчас Беренгар отодвинул неприятные воспоминания на задворки сознания – туда, где притаилась тревога. После стычки во дворе Службы он уже испытал все стадии отчаяния. Говорить было не о чем, делать нечего и идти больше некуда. Лин сидел рядом, теперь он старался не прислоняться к влажной стене – по ней, наподобие слез, стекали крупные капли воды.
– Давай выйдем наверх. Нам все равно ничего, не сделают, это была ошибка.
– Сделают, потому что ты использовал пси-наводку.
– Тогда уходи один. Ты-то ее не использовал.
– А ты куда пойдешь?
– Не знаю. Может быть, попробую найти ивейдеров, может, уеду на северо-восток.
В голосе Лина не чувствовалось уверенности – слова падали наподобие круглых шариков – понимай как хочешь. Марк остался недоволен.
– Ты сам знаешь, что никуда не уйдешь и никого не найдешь. Где ты будешь искать ивейдеров?
– Говорят, в Порт-Калинусе живет их Воробьиный Король.
– Что это за тип?
– Вожак нелегальных сенсов Каленусии. Псионик, который помогает таким, как мы – тем, которые не хотят принимать пси-антидот.
– Куда он девает такую прорву народа?
– Не знаю. Наверное, он может помочь уйти в северо-восточный сектор, к консулярам, туда, где вообще нет реабилитации.
Марк поежился. Влажная тьма за пределами светлого круга хлюпала каплями.
– Воробьиный Король – сказка. Такая же, как истории о призраке лиловой монашки или об адском полковнике, который появляется при полной луне, истории, чтобы попугать малышей. Ты знаешь, я не уверен, что не хочу принимать антидот. До позавчерашнего дня я вообще считал, что очень даже не против.
Лин молча отвернулся.
Беренгар уже почти пожалел о собственной жесткости – он понял, что мимоходом разрушил надежду Лина, не предложив ничего взамен.
– Тихо, ты слышишь? Гаси фонарь.
Плотная страшноватая тьма придвинулась. Беренгар помигал, попытался приучить к ней глаза, но быстро понял, что это бесполезно. Можно привыкнуть к полумраку, но не к полной, кромешной темноте. Рядом беспокойно ворохнулся Лин. Марк на ощупь нашел его плечо, притянул приятеля поближе и шепнул ему на ухо, едва шевеля губами:
«Сюда идут. Трое. Без света. Я чувствую их ауру. Они кого-то ищут, наверное, нас».
Острое плечо Лина окаменело под ладонью Беренгара. Марк резко встряхнул друга.
«Не пытайся бежать. У них ментальный детектор. Поставь блок и держи как следует. Я тоже поставлю».
«Тогда мы не сможем чувствовать их в темноте», – почти беззвучно отозвался Лин.
«Зато и они нас, может быть, не увидят».
Марк забыл о собственном намерении сдаться – инстинкт преследуемой дичи толкал его к сопротивлению.
«Молчи».
Они снова затаились. Жидкая грязь хлюпала под чужими ногами.
«Ты уверен, что их трое?»
Беренгар промолчал в ответ. Шаги раздавались все отчетливее, в их ритм вплеталась посторонняя неопределенная возня, непонятная для Марка. Паника подступила вплотную.
«Бежим», – шепнул Лин.
Они осторожно поднялись, покинули нишу и, стараясь не разбрызгивать грязь, двинулись вдоль невидимой в темноте стены пустого коллектора. Ладони скользили по шероховатому бетону, низкий свод почти задевал макушки. Совсем рядом раздавалась непонятная возня и осторожные шаги преследователей. Беренгар слышал в темноте, как суматошно колотится сердце Лина. Ментальный блок мешал Марку проверить, держит ли точно такой же блок его приятель.
– Нас поймают, – пробормотал Брукс. – Нас поймают и убьют.
«Стой, дурак!» – хотел прикрикнуть на него Беренгар, но вовремя прикусил язык. Лин тем временем бешено, молча рванулся, выкрутил свои холодные пальцы из ладони приятеля и опрометью бросился дальше в темноту. Неровное эхо, многократно отражаясь от свода, безумно заметалось в вытянутом пространстве коллектора.
– Взять их! – рявкнул, уже не скрываясь, низкий, с легкой хрипотцой, голос. – Вперед, Биси!
Прямо о колени Марка ударился жесткий, словно сплетенный из мускулов и шерсти, комок, острые зубы вонзились в мякоть бедра. Беренгар жестко ударил собаку кованой подошвой ботинка, рычание сменилось тонким, жалобным, почти человеческим плачем. Вспыхнул яркий свет чужого фонаря, Биси забился в угол и замер там неподвижным, смятым лохматым комком.
«Это была ищейка, а не боевой пес».
Марк повернулся и что было сил понесся вслед за Лином.
– Стой!
Беренгар не оглядывался. Он пробежал пятьдесят шагов до поворота и в тот же момент столкнулся с растерянным Бруксом. У Лина начиналась истерика.
– Здесь тупик. Они нас поймали.
– Да не трясись так, мы же не преступники.
Беренгар обернулся, собираясь как следует рассмотреть преследователей. В глаза безжалостно бил сноп света, он хорошо скрывал лицо того, кто держал фонарь.
– Мы сдаемся! – крикнул Марк в темноту.
– Встать к стене.
Беренгар ткнул Лина в бок и повернулся лицом к мокрому бетону, положил беззащитно раскрытые ладони на шероховатую поверхность. Чужие шаги приблизились, чужие руки грубо обыскали одежду, обшарили карманы.
– При них ничего… Повернись!
Марк обернулся, лица реабилитаторов в белесом свете фонаря казались смазанными картинками – ни единой запоминающейся черты, прямоугольные силуэты угрожающе выступали из темноты.
– Имя?
– Марк Беренгар.
– Кто второй?
– Я Лин Брукс, – едва слышно прошептал псионик. Губы его посинели от страха.
Лицо старшего оперативника дрогнуло и приобрело хоть и неприятное, но зато вполне человеческое выражение – теперь на нем явно читалось замешенное на жалости и презрении разочарование.
– Какие они, к холере, ивейдеры. Обычные запуганные ребята-уклонисты. Плохо, что они ушибли мою собаку. Марш вперед. Если Биси околеет, тебе… да-да, тебе персонально, белобрысый, не поздоровится. Я могу и в накопительном лагере отыскать дурака, чтобы повыдергать ему ноги.
Они вместе прошли пятьдесят шагов по пустому, грязному коллектору.
– Вылезай.
Решетка оказалась сдвинутой. Марк ухватился за ржавые скобы и подтянулся, выбираясь на свет. Еще трое вооруженных реабилитаторов в тяжелых шлемах защиты лениво топтались возле низкого, глухого, без окон прицепного фургона. Они с явным отвращением рассматривали чумазую добычу, на этот раз освещенную ласковым утренним солнцем юга.