Крестьяне Каленусии – люди здравомыслящие. Впрочем, природная смекалистость не вполне заменяет теоретические познания в психологии. Меня запугивали не слишком умело, но тщательно, с размахом, и не вполне безуспешно – я прекрасно знал, что они способны осуществить любую из предложенных фантазий.
Альтернативу назвали в свой черед, я уже приготовился к такому повороту. Усталость последних недель достигла предела, я не мог ни полноценно бояться, ни слишком радоваться, поэтому только вяло согласился, до глубины души поразив людей, чьим пленником оказался. Должно быть, кое-кто из них принял мое пассивное отчаяние за холодный расчет злодея крупного масштаба.
Они хотели, на первый взгляд, немного – моего участия в мистическом ритуале, которые практикует эта секта. Плоские, обдуваемые всеми ветрами холмы северо-востока, грубая жизнь, множество переселенцев из выжженной конфликтами последнего столетия Ахара – все это делало северо-восточные территории питательной средой для религиозного брожения. Ереси, отколовшись от Церкви Разума, кишели и множились там, как бактерии в бульоне. Вечерний лиловый свет, проходя сквозь окна, пятнал руки, лица и одежду – и этих людей, и мою. На минуту я подумал о возможности жертвоприношения, но постарался избавиться от назойливых опасений. Есть ожидания, которые при всей своей нелепости мистическим образом оправдываются.
Я – нулевик, человек без внешних проявлений пси-активности. Не знаю, почему, но в эзотерических верованиях луддитов это качество играло важную роль. Мне что-то объясняли, добросовестно пробиваясь сквозь скепсис завзятого атеиста, я, не желая спорить и понимать, тем не менее, охотно соглашался, должно быть, под воздействием мучительного ожидания растратив остатки здравого смысла. Вечер полыхал золотом и пурпуром, черные тени холмов распластались по земле – таким вечерам присуща тонкая аура иррационального.
Для свершения действа компания покинула дом с верандой. Меня то ли тащили, то ли провожали – со стороны это, должно быть, гляделось забавно. Помощник Иеремии Фалиана, Ральф, высокий загорелый парень, шел за мною след в след, этот, в отличие от иных, был трезв, как стеклышко и явно искал повод для драки. Широкая песчаная тропа обогнула возвышенность, ветхий мост без перил, переброшенный через мелкий ручей, угрожающе затрещал под ногами…
Стояла осень. Тропа закончилась круглым, низким лазом в стене наполовину облетевших кустов – раздвинутые ветви прижали колышками. За лазом открылась круглая поляна, покрывающая ее трава пожухла, стены заменяли колючие заросли. Чернело костровище, потолком своеобразной комнате служило небо. Холодный ветер насквозь пробивал редкую стену растительности. В сгустившейся темноте люди рассаживались по раскиданным там и сям бревнам, скоро все импровизированные сидения оказались заняты. Разожгли костер, ветер трепал пламя, я и Ральф настороженно сидели бок о бок, довольно долгое время попросту не происходило ничего….
Что-то неуловимо переменилось. Я не могу описать это явление – быть может, разрушалась сама ткань бытия. Такое бывает, когда в отдалении, искажая предметы, дрожит перегретое зыбкое марево. Наверное, оно дрожало лишь в моем разбуженном воображении – вокруг быстро сгущалась прохладные сумерки.
Порыв ветра налетел, сбил струю дыма, поляну, костер и людей как бы заволокло серой завесой, туман уплотнялся все сильнее, звуки глохли в бесцветном мареве. Слух отказал первым. Зрение – потом.
Меня окатил иррациональный страх – я продолжал сидеть рядом с ярко и честно ненавидевшим меня Ральфом, на отполированном до блеске бревне, и, тем не менее, знал, что нахожусь в совершенно другом месте.
Свистел ветер, скопище перистых облаков неслось мимо, неистово погоняемое ударами холодного воздуха. Скользкий камень под подошвами ботинок доверия не внушал – совсем рядом скала обрывалась отвесным уступом. Пропасть уходила глубоко, сквозь пленку тумана просвечивали крошечные крыши нижнего города. За моей спиной что-то молчало, существо было маленьким и словно бы лишь наполовину живым, я чувствовал его молчание лопатками, но физически не мог оглянуться…
Оглядываться было по крайней мере глупо. Рядом со мною топтался озлобленный Ральф. Сейчас я удивляюсь собственной беспечности, тогда она воспринималась как нечто само собой разумеющееся. Он молча махнул рукой в сторону перистой массы облаков, я понял с полуслова, мы начали спуск, цепляясь за выступы скалы. Пожалуй, в реальности мне не проделать подобного эксперимента, здесь же все совершалось с легкостью, обычной для снов. Несмотря на это я нисколько не сомневался – стоит лишь сорваться вниз, смерть придет неизбежно, так же, как приходит она к сломавшему шею альпинисту. Ральф пару раз замешкался, потом отстал, задержавшись чуть повыше, я слышал, как он тяжело дышит, цепляясь за камень.
Город в Долине ждал. Я не видел его, уткнувшись в серую массу скалы, и, тем не менее, каждым суставом, каждым нервом чувствовал равномерный, упрямый зов. В эти минуты, в ирреальном мире Лимба я понял то, чего не мог понять до сих пор – я понял тоску псиоников.
Дно тем временем приближалось, я отвлекся, выбирая удобный уступ, и получил удар по пальцам и предплечью. Ральф, по-видимому, метил в голову, однако, опасаясь сорваться, промахнулся. Не знаю, было ли это неожиданной инициативой или частью заранее подготовленного плана. Не сомневаюсь, что у ахарианского беженца достаточно весомых причин для мести. Тогда я удержался только чудом. Дуэль без правил завязалась в воздухе, среди влажных обрывков тумана, две букашки, прилепившиеся к отвесной стене, отчаянно пытались уничтожить друг друга. Не стану описывать подробности. Моей заслуги тут нет – исход решил случай.
Достаточно сказать, что сорвавшийся Ральф пролетел некоторое расстояние, кувыркаясь словно тряпичная кукла, пока не скрылся в тумане. Я так и не понял тогда – рухнул он на дно или застрял ниже по склону. Лимб ждал, и я продолжил сползать по почти отвесной стене. Не помню, сколько это длилось, в конце концов подошвы ботинок встретили каменистое дно Долины. Я сделал первый шаг, он дался с трудом, словно приходилось брести в плотной прозрачной субстанции. Потом стало полегче.
Что я могу сказать? Город в Долине воистину прекрасен. Вспомните все, что вы видели в невероятных снах детства, добавьте то, что вы хотели бы увидеть, но не увидите никогда. Блеклость красок, присущая миражу, сохранялась. Преобладал серо-розовый цвет. Острые шпили колоколен уходили ввысь, ажурные арки казались невесомыми игрушками. Улицы оставались пусты. Мозаика мостовых сама стлалась под ноги, мягко выгибались мосты над каналом. К тому, что плескалось там вместо воды, я старался не присматриваться – эта субстанция веяла не влагой, а пустотой. Каждый мой шаг приглушенно звенел по мостовой, и эхо металось меж стен.
…Спустя некоторое время к звуку моих шагов прибавился еще один звук – меня догоняли. Я обогнул резной пилон, укрылся за ним и остановился, поджидая преследователя. Его худая фигура казалась полупрозрачной, он посмотрел прямо мне в лицо и сделал неопределенный приветственный жест. Признаться, я пережил не лучшую в жизни минуту, узнав в призраке убитого мною Хиллориана. Колонель подошел, он почти не изменился, если не обращать внимание на то, что сквозь его плечо я мог свободно рассмотреть орнамент пилона. Призрак заговорил первым, с неповторимой сердитой иронией, присущей Септимусу при жизни. Мы вяло обменялись приветствиями, мое потрясение оказалось слишком велико. По репликам мертвого наблюдателя я успел оценить его осведомленность – он ехидно упомянул мою “привычку сбрасывать людей со скал”. Я не захотел спорить, хотя в Воронку Оркуса Хиллориан упал как раз при попытке отправить на дно меня самого. Вспомнился Ральф, и совпадение поразило меня до глубины души – похоже, Лимб гримасничал вовсю, пародируя верхний мир.