Людвиг старался не выказывать особого интереса к охотнику, но ему показалось, что с Шарфенбергом что-то не так. Нечто в повороте головы, изломе бровей, слишком белой и гладкой коже еще молодого, но словно отекшего лица.
– Я провожу вас, фон Фирхоф. Охота все равно не задалась, а наши места стали небезопасны. Вы, должно быть, уже слышали о вервольфе?
– Вервольф, именуемый также licantrop? Нет, мессир, я ведь приезжий.
– Крестьяне болтают, что волк-оборотень нападает на людей. Действительно, нашли несколько растерзанных попрошаек.
– Вы уверены, что это вервольф?
– Нет! Это не волк! – по лицу Мартина пробежал нервный тик. – Оборотни приходят из тьмы…
Людвиг осторожно замолчал, опасаясь обидеть вспыльчивого собеседника. Но Шарфенберг и так умолк, глядя куда-то вдаль, поверх острых верхушек леса. Оставшийся путь до бурга проделали без каких-либо неожиданностей. Смущенный и надутый Хайни Ладер нарочно ехал в конце кавалькады.
Замок Шарфенбергов – массивный, построенный предками нынешнего барона – не был похож на модные устремленные вверх строения со стрельчатыми арками. Дом – куб из желтоватого камня – поставили очень давно, окружив толстой стеной с приземистыми угловыми башнями. Дополнительной защитой служил ров, сейчас запущенный, полузасыпанный, заросший тиной и кувшинками.
– Может быть, заночуете в этих стенах, фон Фирхоф? Продолжите путь утром.
– Не откажусь.
Мост оказался опущенным, сонный караульный, поприветствовав господина, проводил кавалькаду равнодушным взглядом. Чувствовался едва заметный налет небрежности, сопровождающей медленно надвигающийся упадок. Почти весь внутренний двор занимало одно каменное здание, тяжеловесное, с плоской крышей, маленькими окнами-бойницами, толщина стен поневоле внушала уважение.
– Буду рад разделить с вами ужин, фон Фирхоф.
Столы накрыли в зале, занимавшем середину дома.
Людвига усадили по правую руку от хозяина, место слева от Мартина занимала девушка. Юная, лет шестнадцати. Черноволосая, бледная, худая, не слишком красивая. Однако в ее темных глазах под длинными ресницами было что-то трогательное и манящее.
– Моя сестра, Маргарита.
Девушка улыбнулась, робко и доверчиво.
– Вам не скучно жить в глуши, госпожа? Вы могли бы блистать среди благородных девиц столицы.
– Мне хорошо здесь, с братом. Эти тенистые леса так прекрасны, а в холмах растет земляника. У меня даже есть ручная лань.
– Маргарита охотно подбирает всяких зверюшек, – откликнулся Мартин. – В том числе двуногих. Вы видели ее карлика? Впрочем, нет. Вы, друг мой, только что приехали… Сестра подобрала нищего урода, сколько лет ему – знает разве что Бог на небе или дьявол в преисподней, но на вид он мальчишка мальчишкой. Теперь этот бродяжка бегает за нею, как собака.
Лицо Шарфенберга злобно дернулось.
– Он добрый и преданный. Разве это плохо? – отпарировала девушка.
Мартин не нашелся, что ответить, и разговор за столом переменился.
Фон Фирхоф охотно рассказывал о богословских диспутах столицы, исподтишка наблюдая за хозяином. Мартин то шутил, то внезапно умолкал, пристально уставившись на огонь свечи. В богословии он явно не разбирался, но, кажется, был рад, что с него сняли необходимость поддерживать беседу. Оживился Шарфенберг только единожды – когда вспомнили о походах Гизельгера Великого. В кое-каких кампаниях Мартин участвовал собственным мечом – он принялся увлеченно живописать подробности «альвисианской» войны. Маргарите Шарфенберг сделалось дурно. Мартин, по-видимому, остался доволен произведенным эффектом – он смеялся как сумасшедший. Его сестра вскоре ушла, сославшись на усталость. Мартин снова не возражал, после ухода Маргариты он отбросил мрачный вид и красочно изложил Фирхофу собственную историю.
Хозяином здешних земель Мартин сделался, унаследовав кузену. Прежний владелец, Элеран фон Шарфенберг, погиб в смуте мятежа вокруг престолонаследия, зарезанный собственной невестой. Владения этой прославленной дамы, прозванные сервами Мартина «Проклятый замок чокнутой Виттенштайн», лежали неподалеку. Фон Фирхофу показалось, что Мартин не больно-то скорбел о кончине кузена. Горели свечи, слуги исправно пополняли кубки.
* * *
После ужина слуга с факелом проводил наполовину трезвого Людвига по узкому коридору. Этот лаз устроили прямо внутри толстенной стены. И гость, и слуга едва ли не обдирали макушки о кирпич низкого потолка. Хайни Ладера не было – он устроился в людской, вместе с прислугой Шарфенбергов.
Фон Фирхоф устал. Сказывался день, проведенный в седле, нежданная попойка, темная магия этих мест. Странный человек этот молодой Шарфенберг… Как будто болен или находится под гнетом страха. Впрочем, дуновение безумия не так уж редко касается старинных родов. По комнате разгуливал сквозняк. Людвиг задул свечу, задернул полог кровати. Шум в доме утих. Толстые стены скрадывали голоса людей, шаги слуг, потом утихли и эти слабые звуки. Сознание колебалось на грани сна и бодрствования, то проваливаясь в забытье, то вновь ощущая пространство комнаты. Через час, убедившись, что заснуть не удастся, Людвиг встал, отдернул полог, оделся и спустился во двор. Равнодушный караульный не препятствовал человеку, желающему покинуть замок. Лицо его мятым пергаментом желтело в темноте. Фон Фирхоф шагнул в мягкую, свежую темноту весенней ночи и побрел в сторону холмов. Облака скрыли луну, тропинка огибала замшелые камни и кусты можжевельника. Башмаки намокли от росы. Постепенно все выше поднималась стена холмов, пока почти не скрыла темно-лиловое ночное небо. Почва под ногами становилась все более влажной, впереди журчал ручей. На берегу ручья темнел холмик, похожий на спящую собаку или на груду лохмотьев, сброшенную нищим, ни с того ни с сего вдруг решившим окунуться в ледяную воду. В очертаниях холмика было что-то знакомое. Богослов наклонился, откинул край бурого тряпья. Прямо в зрачки человека смотрели желтые, пронзительные глаза волка.
Людвиг очнулся от собственного крика. Полежал с минуту с закрытыми глазами, успокаиваясь. Скверный сон, хотя, если верить Парадамусу Нострацельсу, сны ничего не значат. Он осмотрелся. Полог кровати, тщательно задернутый вечером, был открыт. Открыта была и дверь комнаты. Фон Фирхоф вскочил и бросился к выходу как был, нагишом. В самом конце коридора мелькнула, попав в световой круг факела, убегавшая низкорослая фигурка.
Утро не добавило ясности, но это уже не имело особого значения. Распрощавшись с гостеприимным хозяином, Людвиг и Хайни выехали за ворота и направили лошадей. Восток занимался бледно-розовым. Крестьяне Мартина возились на полях. Несколько человек, отставив в сторону корзины с семенами, провожали взглядом всадников. В глазах людей стыл страх. Дальше, на юго-востоке, за верхушками леса, чернели шпили «проклятого» бурга фон Виттенштайнов. Хайни ворчал.
– Прием хорош, я сыт, не остался без пива, а все равно там неладно что-то, разрази меня Господь, хозяин!