А пока трещат щиты под ударами топоров, молчат люди и злится, с нетерпением ожидая развязки, Ольгерд.
Лунь с трудом отвалил тяжелый запорный брус, слегка толкнул ворота. Помедлив, поднял откатившийся в сторону шлем мертвого дружинника и покрыл им собственную голову. Оставалось выполнить самое опасное. Ворота открывались вовсе не в чистое поле. За ними был устроен «проход смерти» – стиснутый с двух сторон стенами путь до вторых ворот, которые действительно вели наружу. На стенах по сторонам таких проходов обычно устраивали засаду лучники. Неосторожный враг, разбивший внешние ворота и ворвавшийся в город в запале боя, попадал в тесное пространство тупика, под град смертоносных стрел. Воины джете еще не пытались штурмовать западные ворота. Есть ли лучники в засаде? Возможно.
Лунь сбросил плащ – он теперь лишь мешал, – приоткрыл тяжело заскрипевшие створки и втиснулся в образовавшуюся щель. Сейчас или никогда. Первый шаг дался ему с трудом. Казалось, он не бежит, а бредет в стылой воде, на самом деле принцепс едва ли не в три прыжка достиг вторых ворот.
– Стой! Эй, кто там, что ты делаешь, проклятая душа? Стой!
Лунь, не оглядываясь, не обращая внимания на крики, вцепился в запорный брус. Первая стрела несильно, вскользь зацепила плечо, отскочив от кольчуги. Вторая чиркнула по шлему. Третья разорвала кожу на бедре.
Брус, казалось, прикипел намертво. Еще две стрелы жестко вонзились в дубовые доски створок.
Стража, пятеро лучников-ополченцев, стреляли второпях, ошеломленные наглостью неизвестного. Видимо, не получая ни ответа, ни сопротивления, они растерялись. Двое все еще оставались на месте, трое поспешно лезли из укрытия вниз, опустив деревянную лестницу. Ойле оставил неподъемный брус и повернулся лицом к подбегающим лучникам. Он встал свободно, не трогая меча, даже скрестил руки на груди. Воины – из новичков, отметил Лунь – замедлили шаг, оглядывая дорогую одежду незнакомца. Мысль о недоразумении, по-видимому, возникла у всех сразу. Старший, чернявый и долговязый, нерешительно приставил острие меча к груди противника.
– Не двигайся. Ты кто?
– По приказу князя…
Нелепость ответа дошла до старшего лишь через несколько секунд.
– Какой такой еще приказ?!
Эти секунды решили дело. Принцепс коротко, без замаха, ткнул чернявого спрятанным в рукаве ножом, уходя в сторону, перехватил падающий меч. Лезвие наискось, неглубоко порезало пальцы, но рукоять уже плотно лежала во влажной от крови ладони. Ойле чиркнул острием по шее чернявого, доканчивая дело. Двое оставшихся в живых невольно отступили на шаг, готовя клинки.
– Измена! Ерш, Летун – стреляйте!
Стрелы пели, осыпая пятачок перед воротами. Возможно, лучники опасались задеть друзей – ни один выстрел не попал в цель. Лунь отчаянно рубился один против двоих, точно, экономно, вкладывая свое умение в каждый удар. Искусство обострялось яростью – эти люди глупостью своей заставили его поднять меч. Он почти поверил в это сам. Верткий, ловкий парень ударил слева, цепляя меч принцепса топором. Лунь отбил удар, не без труда удержав оружие. Звенела сталь, его противники тяжело дышали, изумленные стойкостью изменника. Бой перед воротами длился всего несколько минут, но Луню казалось – прошло не меньше часа. Один из противников упал, держась за разрубленное до кости предплечье. Второй, верткий, продержался подольше.
Они стояли друг против друга, ловя не движение рук – зрачки врага. Верткий чуть приподнял топор:
– Отойди. Не трогай брус.
Лунь молчал, экономя дыхание.
– Добром тебя прошу – отойди. Сдавайся! Все равно подстрелят.
«Поздно» – Ойле кивнул, отвел клинок, словно бы выпуская его из руки, и в ту же секунду ударил парня, целясь в колени. Верткий упал, Лунь не стал ни добивать раненого, ни слушать крик, стрелы часто вонзались в створки ворот, кольчуга выдержала еще три удара стальных жал. Наконец брус подался, и бывший воевода скорее выбросился, чем выскочил наружу. Теперь лучники не могли его достать.
Открылось поле, пустое. Без единого человека. Казалось, сам воздух звенит от зноя и внезапно наступившей тишины, а может быть, это шум в висках от потери крови?
Лунь понял, что проиграл – все напрасно. Или, напротив, освободился от задуманного? Записка не попала к вождю варваров, или, быть может, варвар не поверил изменнику. Лунь ощутил отчаянную тоску и… облегчение. Варваров не было, никто не пытался ворваться в распахнутые настежь ворота. Куда теперь? Захотелось уйти прочь, не оборачиваясь, бросить Хруста в пасть его же судьбе, оставив за спиной город, грязь, кровь, тело мертвого Клеща, осторожный ночной разговор с Тассельгорном.
Он привычно поискал ножны – не нашел и сунул чужой меч за пояс. Раны кровоточили. Лунь оторвал от рубашки полосу почище и обмотал бедро. Он проиграл, но будет жить и помнить. Четверо убитых – но город цел. Пути назад нет, зато сам он свободен. Пришла пора уходить. Тревожно, пронзительно кричали стрижи, их гнезда лепились в нишах стен. Предатель, так и не свершив предательства по воле случая и судьбы, повернувшись, зашагал по траве, вытоптанной лошадьми и выжженной небывало жарким солнцем последнего лета.
…Далеко он не ушел. Все произошло почти мгновенно. Рухнули, обвалившись, ближние стога, обнажив, показав безжалостному солнечному свету воинов. Дочерна загорелые лица, кожаная одежда и оружие их казались такими чуждыми – так чужды пески пустыни зеленым рощам Оводца. Стога падали, сухая трава с хрустом осыпалась. Один из воинов выступил вперед – узкие глаза хищника, «лучистый» доспех. Сам Сарган? Лунь принужденно поклонился – шея против воли Ойле будто окаменела, не желая сгибаться в угоду варвару.
Сарган чуть улыбнулся, посмотрел прямо в глаза предателя. На лице вождя не отражались ни дружелюбие, ни вражда, ни благодарность, так смотрят даже не на животных – на изначально мертвый инструмент: нож, огниво, молот. Варвар небрежно протянул руку – подскочивший толмач проворно положил округлый предмет на ладонь повелителя.
– Скажи ему – это охранный знак. Пусть возьмет и идет куда хочет.
Сарган швырнул медный браслет в сторону Луня – под ноги, прямо в пыль, потом махнул рукой, подавая знак своим.
Варвары взвыли – тонкий, высокий боевой клич напоминал волчий вой, ярость предстоящей атаки уже захлестывала людей. Пришельцы, обнажая клинки, потоком вливались в распахнутые ворота. Никто более не обращал внимания на Луня – тот все еще неловко пытался остановить кровь. Предатель сделал свое дело и больше не нужен победителям. Что же, он пойдет именно туда, куда хочет – наступил час его собственной мести.
…Хайни остановил руку и отступил на шаг, с болью вырванный из омута боевого безумия. Волшебный топор больше не трепетал в руке – он был мертв, точнее, окончательно умерла, истончившись, чудесная душа лезвия, и оружие стало лишь неудобной для солдата Империи, слишком короткой секирой.
Тайхал – или Дайгал? – стоял перед Ладером, крепко сжимая древко топора, но без шлема. Он так и не ударил. Выражение лица врага показалось Хайни странным. Удивление? Медленно отступающая волна ненависти? Снова, как десять лет назад, несколько капель крови стекло альвису на бровь.