— Ладно, — Лесопилка решительным жестом опустил ладонь на обшивку борта, — вижу, что тебя не переубедишь. Бог с ними, с женщинами, с Белтропом и с Беатрис Шарп. Давай лучше обсудим, что нам теперь делать.
Рене облегченно выдохнул. Выстраивать словесные конструкции становилось чем дальше, тем труднее. На женщинах он окончательно иссяк и совершенно не представлял, чем ему дальше загружать Лесопилку. Однако плохо ли, хорошо ли, но у него получилось отвлечь старого пирата, и тот не задал самого важного вопроса. Из-за чего конкретно гоняется за «Афиной» Белтроп? Этого Рене очень не хотел. Во-первых, опять пришлось бы врать и увиливать, а во-вторых, этот вопрос означал бы, что Лесопилка кое-что знает про индейскую карту. А такая осведомленность могла очень дорого обойтись Рене и его команде. Поэтому он с готовностью согласился на предложение сменить тему разговора.
— Мы ведь сейчас идем на Омори, так? — зачем-то уточнил Лесопилка.
— Так, — кивнул Рене, недоумевая, зачем Лесопилке понадобилось спрашивать о том, что и так знали все пираты на их трех кораблях.
— А потом до Коста-Синистры, и там расходимся в разные стороны?
— Ну да, — снова кивнул Рене. Маршрут был нарочно составлен им так, чтобы к концу оказаться как можно ближе к Чактча и лишний раз не таскаться туда-сюда.
— И нас почему-то преследует Белтроп? — хитро ухмыльнулся Лесопилка, наблюдая за реакцией своего молодого коллеги.
Тот, для которого любое упоминание о Белтропе было как серпом по одному месту, ожидаемо напрягся.
— Да, преследует.
— Да и пусть преследует, — великодушно разрешил Лесопилка. — Нападать сразу на три корабля он не дурак. Хоть мановар у него и хорош, а сразу трое и ему ввалить могут так, что мама не горюй. Больно накладно получится, даже ради мести. Да и не поймут его ребята. Мстить такому, как ты, это себя не уважать. Ты уж не сердись, Резвый, но как есть, так и говорю.
— Да ладно, — кисло улыбнулся Рене.
Ему уже давно надоело, что как капитана его ни во что не ставят. Да, молодой, да, делает глупости, но интересно было бы узнать, где эти критики сами находились, когда были в таком же возрасте? Хорошо, если служили юнгами и им доверяли драить палубу. А скорее всего даже и моря-то не нюхали. Так что нечего тут… Хотя, надо признать, в некоторых случаях такое пренебрежительное отношение бывало даже выгодно. Как, например, сейчас.
Рассуждения Лесопилки тем не менее несколько успокоили Рене тем, что заронили в голову здравую мысль, что Белтропу и впрямь не с руки нападать на него, когда рядом идут два корабля сопровождения. Потому что Рене нужен ему живым и относительно здоровым, чтобы забрать карту. А это означало, что Белтропу был выгоден быстрый абордаж, но никак не полноценное сражение с тремя кораблями, чреватое риском потопить «Афину» и потерять ценную карту. То, что карта действительно ценная, Рене теперь нисколько не сомневался. Поперся бы Белтроп за никчемным куском пергамента, ага.
— Так вот, что я хочу сказать, — продолжил Лесопилка, — даже если мои рассуждения не верны и Белтроп набросится на тебя, как собака на кость, то все равно, я считаю, что этот момент он выберет не раньше, чем мы уйдем с Омори.
— Почему? — не понял Рене. — Какая разница, что сейчас, что потом?
— Для нас — никакой, мы как шли втроем, так и пойдем. А ему есть. Вдруг у тебя денег не хватит дальше нас за собой тащить?
— Да, логично, — вынужден был согласиться Рене. — Значит, до Омори спим спокойно?
— Да, можно и поспать, но лучше бы этого не делать, — как-то неопределенно заметил Лесопилка.
— То есть?
— То есть в нашей цепи есть слабое звено. Ты уверен, что Ансервилль тебя не бросит, как только мы подойдем к Омори? Я понимаю, ты его плохо знаешь, но поверь мне, это не тот человек, на которого стоит полагаться в трудную минуту.
— Наверное, ты прав, — согласился Рене.
Ансервилль сразу ему не понравился, да и Грешник отзывался о нем не слишком уважительно, хотя о предательстве с его стороны Рене как-то не задумывался.
Он вспомнил о предложении Марка сковырнуть Ансервилля и захватить его корабль. Похоже, с его стороны предательство уже налицо. Интересно, Грешник уже начал над этим работать?
— Так вот, у меня такое предложение — продолжил Лесопилка, — этой ночью я беру «Одиссей» на абордаж, провожу Ансервилля по доске, и мы можем не опасаться удара в спину! От тебя потребуется только сотня парней, у меня народу для такого дела маловато. В результате ты получаешь надежный конвой, а я — хороший корабль.
Рене вдруг рассмеялся.
— Послушай, Хьюго, а ты ведь с самого начала положил глаз на «Одиссей», верно? Не отвечай, я сам знаю, что положил! Твоя старая лоханка доброго слова не стоит и совсем не подходит такому капитану, как ты!
— Черт, Резвый, за кого ты меня принимаешь? — мгновенно воспылал тот праведным гневом. — Я честный пират и соблюдаю законы! — Впрочем, слишком праведным, чтобы выглядеть натуральным.
— Я тебя принимаю за очень хорошего пирата, — честно ответил Рене. — Не кипятись, я и сам подумывал пощипать Ансервилля к концу плавания, уж больно кораблик у него хорош. Так что тут ты не одинок. — Рене задумался, подсчитывая что-то в уме. — Ладно, раз такое дело, я отдам тебе «Одиссей». Но не бесплатно. Потому что, во-первых, мои ребята будут помогать брать его на абордаж, а во-вторых, Марк уже вовсю обрабатывает команду Ансервилля, и я голову даю на отсечение, что абордаж пройдет легко и приятно. По-моему, я заслуживаю награды, а?
— У меня нет денег, — мрачно сплюнул Лесопилка.
— Я знаю, — кивнул Рене, — но зато у тебя есть твоя лоханка. Давай договоримся так. «Одиссей» стоит тысяч тринадцать-четырнадцать или около того, верно?
— Да.
— А твоей старушке красная цена тысяч восемь, так? — Рене нарочно назвал минимальную цену, чтобы можно было поторговаться.
— Ну ты вообще, пацан, — ожидаемо вызверился на него Лесопилка, — да она у меня еще хоть куда. Ей цена никак не меньше десяти!
— Да какие десять? — в тон ему возмутился Рене. — Она же гнилая, как ржавое ведро! — Тут Рене блефовал. Этот вывод основывался только на том, что он один раз видел, как команда ремонтировала на «Касатке» нос.
— Так все корабли гниют рано или поздно, — слегка стушевался Лесопилка. — Ее чуть подремонтировать, и будет как новая!
— Ладно, пусть будет девять, — предложил Рене.
— Согласен, — кивнул хозяин «Касатки».
— Значит, моя доля от «Одиссея» — это две трети, то есть девять — девять триста, — начал считать будущий барон. Уж это Рене умел, отец в свое время учил его и торговаться, и заключать сделки, считая это не только не зазорным, но и совершенно необходимым для его будущего. «Неужели ты, благородный дворянин, барон, будешь позволять, чтобы тебя обсчитывали какие-то купчишки?» — презрительно спрашивал он Рене, и тот готов был на все, чтобы такого никогда не случалось. Другие дети играли в салочки, а он зубрил математику. — То есть как раз цена твоей «Касатки».