Капитан отпрянул. Тень сделала еще шаг и заслонила неверный свет близких звезд. Пятерня, пахнущая болотом и дегтем, приблизилась к лицу. Не помня себя, Ромка со всей мочи вцепился в нее зубами. Рот заполнил ржавый вкус крови. Рука дернулась и с размаху впечатала парня в камни. Его ребра затрещали, но не сломались — спасла толстая куртка.
Выплюнув лоскут чужой плоти, молодой капитан откатился к краю. Вниз посыпался мусор, одна нога повисла над пустотой, вторую словно прихватили клещи деревенского коваля. Приподнявшись на руках, Ромка махнул свободной ногой и попал во что-то мягкое. Еще раз. И еще. Клещи разомкнулись. Молодой человек дернулся в сторону от края. Под рукой перекатилась шпага. Схватив рукоять, он ударил во тьму, не снимая ножен. Они застряли, перехваченные могучей рукой. Ромка дернул эфес на себя. Звезды блеснули на клинке. Он сделал еще один выпад и почувствовал мягкое, упругое сопротивление. Ночной призрак взревел совсем по-человечески. Кулак ударил юношу по плечу, пригнул к земле. Чуть провернув клинок, чтобы дольше не закрывалась вражья рана, Ромка выдернул его и отскочил, опасаясь, что второй удар размозжит его голову. Он наступил на кого-то, раскинул руки, стараясь сохранить равновесие, но брякнулся на каменные плиты.
Над головой тренькнула тетива, посылая в ночного врага арбалетный болт. Свист затих вдали. Мимо! Еще один выстрел — опять мимо.
По стене храма покатились камешки. Снизу раздались два выстрела. Караульные сообразили, что происходит неладное, выскочили на улицу и пальнули вслед удаляющимся шагам. Наверняка мимо.
— Не стрелять! — заорал Ромка, вспомнив, что внизу оказались минимум четверо его бойцов. — Никому не стрелять!
Не слушая нытья протестующих ребер, он бросился к люку с верхушки пирамиды во внутреннюю комнату, чуть не сбил с ног и окончательно перепугал караульных, выскочил под свет звезд и остановился. Прислушался к возне приходящих в себя солдат, к своему тяжелому дыханию и стонам людей, скатившихся по ступеням, образованным огромными блоками, из которых был построен храм. Похоже, ночной гость растворился во мраке.
— Тихо поднимайся наверх, — на ухо сказал он одному из часовых. — Скажи, чтоб спускались, да не гремели. Уходим. А ты собери сюда тех, кто сверху попадал, — повернулся он ко второму.
Через минуту весь отряд собрался вокруг Ромки. Из упавших сильно пострадал только один. От удара головой о каменный выступ его покачивало и мутило, остальные отделались синяками и ссадинами.
— Кто это был? — спросил солдат, все так же прижимающий к груди требник. — Сатана?
— Да какой сатана? Человек это был. Дон Рамон его подранить успел. Кровь так и брызнула. — Усатый солдат уважительно посмотрел на Ромку. — Извините нас, растерялись.
— Извинения и выяснения потом, — ответил Ромка. — Кто бы он ни был, отсюда надо уходить. Не дай бог вернется.
Солдаты не протестовали. Без лишних разговоров они выстроились в колонну по два. Меченосцы во главе с Ромкой шли впереди, в середине — стрелки и трясущиеся от страха индейцы, так и не поверившие в человеческую сущность ночного гостя, еще несколько тяжеловооруженных воинов держались сзади. Узкая тропинка, сбегающая от храма в долину, проходила вдоль отвесной стены, поэтому они были вынуждены карабкаться на склон, поросший редким лесом. Минут через двадцать лес вытеснили высокие кусты и огромные кактусы.
Неожиданно перед отрядом выросла скала. Поднимаясь из зеленого моря, она была похожа на корабль, осевший на корму и задравший нос. Справа скала обрывалась вниз, слева ее обтекал пологий склон.
Ромка заглянул за край и задумчиво почесал бровь. Идти вдоль обрыва, так неизвестно куда можно прийти. Да и сорваться в темноте легче легкого. Спускаться по склону… Так можно прямо в руки врагам попасть. Подниматься обратно? Солдаты устали, да и он сам долго без отдыха не протянет.
Осторожно ступая по камням, к молодому человеку приблизился один из арбалетчиков.
— Капитан, — прошептал он. — Я там, по-моему, разговоры слыхал.
— Туземные?
— Не разобрать. И огонек вроде.
— Вроде, вроде, — недовольно пробурчал Ромка. — Пойдем посмотрим.
Строго-настрого запретив разговаривать и разводить костры, Ромка стал осторожно спускаться по пологому склону, останавливаясь после каждых двадцати шагов и внимательно слушая ночь. Наконец он действительно различил невнятное бормотание, отдаленно напоминающее человеческую речь. С трудом распустив пряжки кирасы, молодой человек стащил ее и пополз на звук. Свежий ветер, гудящий на одной ноте, предупредил его, что где-то рядом обрыв. Нащупав край, капитан подполз к нему и, рискуя свалиться на головы говорящих, заглянул вниз.
Кортесу не спалось. Ныло подбитое камнем плечо, болела истерзанная лихорадкой печень, в голове порхали бессвязные обрывки неприятных мыслей. Поворочавшись с час на тюфяке, из которого клочьями торчали острые копья соломы, он поднялся и, пригибая голову, чтоб не зацепиться за свод наскоро поставленной землянки, вышел под огромные ночные звезды незнакомого неба. Капитан-генерал постоял, подставив лицо прохладе ночного ветерка, дошел до коновязи, потрепал по холке норовистого вороного коня Альварадо, отвел в сторону морду второго и прислушался к невнятному бормотанию, доносившемуся из землянки, которую выкопал для дона Рамона его диковатый слуга.
Один голос был мужской, наверное слуги, а второй — женский, звеневший нежным колокольчиком. Да это… Темная волна ярости накрыла капитан-генерала. Дорожка звезд полыхнула на отточенной кромке эстока [32] . В сторону полетела подвернувшаяся под ногу корзина с каким-то тряпьем, захрустела срываемая с притолоки занавеска из тростника, покатилась по земляному полу глиняная миска. Взлетели брызги воды.
Мелькнуло под походным плащом смуглое женское плечо. Взлетело над кроватью тело, перевитое канатами мускулов. Метнулась по стенам стремительная тень. Колыхнулись язычки пламени в жаровне. Льдистые голубые глаза заглянули, казалось, в самую душу разъяренного капитан-генерала. Деревянные тиски пальцев легли на запястье, вывернули его так, что заскрипели связки и разжались пальцы. Меч рыбкой скользнул в темноту. На голову Кортеса обрушился тяжкий удар, и мир померк.
В центре небольшой полянки, с трех сторон зажатой высокими скалами, в очаге, выложенном из камней, горел яркий огонь. Над ним на толстенном вертеле жарилась туша быка. Вокруг костра на некотором отдалении были раскинуты три больших шатра из прекрасной ткани, около каждого возвышался штандарт с изображением какого-нибудь животного. Около самого большого был воткнут в землю и еще один, с огромным белым орлом, символом верховной власти талашкаланского государства. Под ним на корточках сидели два дюжих индейца, держа на коленях дубинки с искусной резьбой, поблескивающие осколками обсидиана. От шатров к костру и обратно сновали многочисленные слуги с какой-то посудой. От запаха съестного пустой Ромкин желудок заурчал и сжался в обиженный ком.