— Да и черт с тобой, морозь чресла, — устало сказал Ягайло, заворачиваясь в укрывало.
Полежал, созерцая крупные звезды, подмигивающие ему с бархатного небосвода. Поворочался. Изогнув шею, поглядел на скорчившегося у дерева юношу, обхватившего себя длинными руками. Сжалился:
— Ты, это, на, завернись, не то застудишь себе что на холодной земле. — Витязь кинул ему попону, еще хранящую его тепло. — А я уж так посплю, мне привычно.
Тот глянул на него все так же зло, но попону принял. Накинул сверху на плечи. Потом вытянулся, расправил укрывало, завернулся в него, как начинка в тестяную рубашку пирога, и захрапел. Тихонько, но вызывающе.
Ну молодежь пошла, покачал головой Ягайло, устраиваясь у другого ствола и сворачиваясь в комок, чтобы сберечь тепло. Даже спасибо не сказал. Будто так и надо, будто должен я ему. Будто это не он ко мне в услужение пошел, а сам меня нанял. Будто он княжий сын, а я ему слуга. Да в конце концов, я тоже не… Крепкий сон не дал ему докончить мысль.
Когда солнце начало пригревать замерзшую за ночь землю, оттаяли от кристалликов льда первые травинки, путники были уже в седлах. Говорить не хотелось, да и не о чем было. Ягайло это особо не томило, он с детства привык жить в своем замкнутом мире, никого туда не пуская. К тому же на горизонте замаячили темной полоской родные леса. А там уже и до Смоленщины рукой подать. Наведаться в трактир, узнать последние новости, вдруг обещанное князем подкрепление уже прибыло и можно наконец наведаться в крепостицу. Но сначала на двор к Никифору, проведать Евлампию. На военную операцию ее брать, конечно, не след, хотя огонь-девка непременно будет проситься. Да и проведывать не след, коли уж честно. Если выздоровела — нипочем не отвяжется. Будет таскаться хвостом. Проще оставить ее там насовсем, глядишь, Никишка к делу какому пристроит, удочерит. Сама она в столицу не пойдет, чай не полная дура, понимать должна, что одной ей ничего не светит с того дела, окромя неприятностей. А Никишка когда еще поедет, если поедет вообще. К тому времени она может остепениться, даже выйдет замуж за какого местного парня. Спокойного и работящего. С домом и хозяйством. Ну и что, что без приданого, такую девку укротить — всю жизнь потом с ней не соскучишься. Да и семья Никишкина может о приданом позаботиться, если уж удочерит, размечтался Ягайло.
При мысли о простом деревенском парне, который будет женихаться к Евлампии, в голову витязя шибанула дурная кровь. Тело загорелось, перед глазами поплыли кровавые круги. Сам не замечая, он крепче сжал коленями бока Буяна, отправляя коня в летящий галоп. Болотник погнал свою кобылу следом, но тут же отстал. Да где было тягаться плохо кормленной ордынской доходяге с боевым конем.
Витязь остановился, только когда до леса оставалось уже два полета стрелы. Слез с тяжело поводящего боками и роняющего пену с узды Буяна, похлопал по холке, благодаря и извиняясь за эту безумную скачку. Присел на кочку, дожидаясь болотника. Юноша с болот подъехал к нему через полчаса без малого. Он дышал так же тяжело, как и его лошадь.
— Бешеный ты, витязь, — с трудом проговорил он, переводя дыхание. — Себя не жалеешь, так хоть бы коня своего пожалел. Ну и меня заодно.
— Я тебя с собой не звал, а конь и не к такому привычен. Да, Буян? — витязь повернулся и посмотрел на боевого товарища.
Тот ответил долгим, задумчивым взглядом и фыркнул неопределенно, мол, я тебе, конечно, друг и в целом за тебя, но вот в этом конкретном вопросе отрок, может, и прав. Не надо было меня так гнать, а то у тебя душа болит, а у меня через это спина.
— Да ну вас всех! — Витязь досадливо махнул рукой. — Поехали уже. Дотемна б до жилья добраться, а то болота скоро начнутся.
— Что болота-то? Что болота? — возмутился юноша.
— Ах да. Забыл, болота тебе дом родной. Так, может, там нам устроишь приют с ночлегом и едой горячей? И дружков, что тебя в рабство спровадили, тоже позовем? — съехидничал Ягайло.
Юноша поник кудрявой головой.
— Ладно, извини, — попросил прощения витязь. — Может, тебе правда домой отправиться, повиниться перед своими, глядишь, обратно и примут? А то со мной и пропасть недолго.
— Должен я перед тобой, — ответил юноша тихо, но твердо. — Пока не отдам, с тобой буду, — повторил он.
— Ну, добро, — ответил Ягайло, чертыхаясь про себя.
В дополнение к огонь-девке Евлампии этот странноватый, слегка не от мира сего парень. Но этот-то хоть повязки накладывать умеет, а отроковица и поесть сообразить не смогла. Но даже умение перевязывать никак не окупало хлопот, которые доставит ему этот малолетний выводок. Скорее бы закончить уже все да развязаться с ними. Уехать обратно в свой дом или вообще махнуть в Витебск, домашних проведать, уж сколько лет не бывал.
К вечеру они доехали до края болот. Бурые топи с кустиками редкой растительности подступили к дороге. Легкий ветерок принес запах болотной гнили, от которого у Ягайлы почему-то закружилось в голове. К горлу подступил горький ком, мир перед глазами поплыл, заваливаясь вбок. Он сплюнул тягучий ком горькой слюны и поерзал в седле, утверждаясь плотнее. Но село не слушалось, норовило выскользнуть из-под него.
А вот и развилка. Прямая и широкая дорога в ухабах уходила к трактиру и дальше на проезжий тракт. Дорожка поуже, но более ровная, с убранными ветками и выкорчеванными кустами, пытающимися вновь пробиться сквозь песчаную насыпь, уводила к дому Никифора. Витязь хмыкнул и, нарочно отвернувшись от болот, направил коня по широкой. Но тот не шел, а выделывал какие-то пьяные коленца. То заваливался на сторону, то рвался в облака, то пятился назад, то тянул в воду. Ягайло рвал на себя повод, но ничего не помогало. Наконец конь замер, замер и витязь, увидев перед очами жирные стебли болотной травы.
Когда он снова открыл глаза, травы не было. Вместо нее нависал над ним темный бревенчатый потолок. В стыках играли красные сполохи. Повернув голову на свет, он увидел маленького светлячка, пляшущего на фитильке свечи. А за ним две знакомые макушки с встрепанными патлами волос. Сморгнув пару раз для улучшения зрения, понял, что свеча стоит на столе, на нем же лежат скрещенные руки, в которые эти головы и уперты. И головы те принадлежат Евлампии и болотному юноше. Нешто спелись уже, кольнула Ягайло иголка ревности.
— О, смотри-ка, глаза открыл витязь ваш, а вы тут дрыхнете, отроки нерадивые, — раздался за головой знакомый, с ехидцей, голос.
— Никишка, ты? — Ягайло запрокинул голову и посмотрел на вошедшего в горницу мужичка, несущего в руках большой таз.
— Не, архангел Михаил с трубой, будить тебя пришел, — хохотнул мужичонка. — Со своими ангелами зело ленивыми. Подъем, мыши сонные. — Он с грохотом опустил таз на столешницу.
Молодые вздрогнули, Евлампия вскочила с лавки, чуть не опрокинув ее и своего товарища. Болотник же только устало потер глаза.
— Давайте витязя перевяжем еще разок, да на стол собирать пора. Оглодали небось. Анастасия, — крикнул он в сени, — иди уже.