Тот, закатив глаза, попытался кивать.
— Vem du är, ryska? — таковыми были его первые слова, после того как Аверьян опустил руку.
И тут совсем недалеко, за ближними соснами, снова послышалось движение, даже пыхтение, а потом будто кто-то бросил на землю тяжело набитый тюк.
— Сколько солдат на поляне? — задал вопрос Грауль.
Пленник, продолжавший сотрясаться всем телом от страха, не отрывал взгляда от штыка, что был направлен в его сторону. Командир отряда показал Аверьяну жестами: уходим, мол, тащи с собою шведа. Но покрывшийся потом мужичонка принялся упираться, с его головы слетел чепчик, он обреченно заскулил…
Еще мгновение — и он заорет, понял Павел и, снова закрыв ему рот, сделал характерный жест рукой. В хилое тело слуги вонзились лезвия штыков, он скрючился, поджав ноги и выпучив глаза. Несколько секунд — и пленник затих.
— Peter, var är du? — послышался совсем близкий голос его товарища.
— Атака! — снова махнул рукой Грауль.
Новгородцы молча бросились вперед. Замершего в ужасе второго шведа тоже закололи, не обратив внимания на облепленное мокрой листвой окровавленное тело, лежавшее перед ним. На опушке новгородцы начали стрелять по ошалевшим от неожиданности шведам. Уже в первые минуты большинство из них было застрелено. Офицеры, пытавшиеся организовать сопротивление, выбивались в первую очередь. Когда неприятель дрогнул, последним, что окончательно сломило его дух, был слитный и оглушительный рев трех десятков глоток:
— Ура-а!!
Треск винтовочных выстрелов и рявканье пистолей постепенно стихали, дело было кончено очень скоро. Большинство шведов было убито, лишь немногие сумели сбежать, спасая свою жизнь. Раненых врагов добивали дружинники — споро и деловито, Грауль не стал их останавливать. В центр поляны согнали немногочисленных пленных — их оказалось всего семеро, из них только один офицер, двое солдат и трое слуг-эстов. Также среди пленников был и дородный мужчина в годах, одетый в дорогие одежды, — именно поэтому Рыков не стал пускать ему кровь, а, схватив за шиворот, притащил его, прятавшегося под возком, к Павлу. Несомненно, это знатный человек — а вдруг сгодится для допроса?
Среди бойцов отряда выстрелом из пистоля был убит один рыковец, распахнувший дверь кареты вслед за юркнувшим туда кучером, да шестеро воинов получили ранения — одному отсекли пол-ладони, остальными были получены колотые раны конечностей. От бо́льших неприятностей многих спас бронежилет и каска.
— Павел Лукич! Сюда! — раздался вдруг вопль Феодора. — Глянь-ко, сибирец никак?!
На самой опушке, которую преодолели атаковавшие шведов воины, был обнаружен привязанный к дереву труп умученного врагами тунгуса — одного из сыновей ангарского князца. После того как его путы были перерезаны, Грауль вспомнил об окровавленном теле, которое оттаскивал в лес второй встреченный у опушки швед, — вернувшись к нему, тоже обнаружили рядом мертвеца ангарца. А среди багажа кареты вскоре нашли две ангарки и полевую форму экспедиционного батальона Саляева. Грауль был вне себя от гнева, но не подал виду, сумев обуздать его. Лишь скрипнул зубами и приказал заколоть пленников, оставив в живых только эстов. Солдаты приняли смерть без эмоций, они и так ожидали ее каждую минуту. Оставался только толстяк со всклокоченными волосами. Он был смертельно бледен, а его холеное лицо породистого аристократа теперь было перекошено гримасой, в которой смешались и изумление, и ужас, и непонимание, и брезгливое отвращение.
Нижняя челюсть его часто подрагивала, а едва к нему направился, пустив кровь офицеру, Аверьян с окровавленным штыком, он выставил вперед руку и вскричал:
— Nej! Store Gud!
Новгородец обернулся на Грауля — может, тот все же переменит свое решение?
Павел, не отрывая тяжелого взгляда, наблюдал за единственным оставшимся на поляне шведом. А тот, поняв, что этот русский командует отрядом, атаковавшим его охранение, набрал в легкие воздуха.
— Mitt… Mitt namn är Axel Oxenstierna! — воскликнул он окрепшим, но еще хриплым от страшного волнения голосом.
Владиангарск
Сентябрь 7154 (1645)
Осень, пришедшая на берега Ангары, бабьим летом баловать людей вовсе не желала. Как в конце августа зарядили нудные и холодные дожди, так они и продолжились в следующем месяце. Но, к счастью, в сентябре небесная канцелярия расщедрилась-таки на несколько сухих и теплых дней, коих аккурат хватило, чтобы аврально убрать просохшие за это время колосья зерновых культур. Косилки на лошадиной тяге работали весь световой день, и даже ночью под светом прожекторов они не останавливались — менялись лишь уставшие люди и животные. Молодежь и женщины вязали снопы, грузили их на телеги. Успели. Вновь затянувшееся серыми тучами небо и замолотившие по земле холодные струи воды уже были не так страшны, как прежде. А выкопанного в конце августа картофеля было уже достаточно для того, чтобы часть его отправить в Енисейск и в проездные остроги на реках Кеть и Кемь. «Земляного яблока», выращенного в Енисейске, не хватило бы для удовлетворения потребностей разросшегося города. Кстати, за продуктом местных огородников уже прибывали гости из Красноярска. Интересовались им и купцы, начинавшие все крепче осваиваться в Енисейске. Уж два десятка купеческих дворов стояли или достраивались на берегу великой сибирской реки — наконец получившие дозволение торговать в Ангарии купцы прибывали сюда с людьми, товаром и жадным блеском в глазах.
В пограничной ангарской крепости к моменту прибытия Строганова скопилось почти четыре сотни людей, добравшихся до Енисейска через цепь острогов и крепостей Западной Сибири. На всем протяжении их нелегкого пути людям помогали прикормленные ангарцами воеводы, а также начальники ангарских факторий в Нижнем Новгороде, Тобольске и Томском городке. По прибытии в Енисейск переселенцы направлялись на Ангарский двор, где их вносили в списки, после чего они, дождавшись оказии в виде парохода, отправлялись вверх по Ангаре. Среди них были и семейные пары, и группы хмурых мужиков, и те, кто, вдрызг рассорившись с настоятелем, воеводой или еще каким начальником, бежал на восток, помня о слухах про Сибирскую державу князя Сокола. Прибывали и просто лихие людишки с темным прошлым. В отношении таковых Соколов поначалу был настроен однозначно, но позже Петренко убедил Вячеслава в необходимости даже таких экземпляров. Вот только за ними нужен был постоянный присмотр и железная дисциплина, а потому путь был указан только один — в сунгарийские роты воеводы Матусевича, на передний край.
Но для начала все новоприбывшие должны были пройти проверку, устраиваемую в здании таможни. И только после нее человек из временного для него городка, отстоявшего от Владиангарска на добрых пять сотен метров, получал именной жетон гражданина Руси Сибирской и отсылался за стены крепости. Проверка сия с недавних пор стала более комплексной, а вопросы, задаваемые переселенцам, — более продуманными, но делалось это вовсе не для усложнения процесса получения жетона, с которым гражданин, по сути, приобретал еще и паспорта и трудовую книжку. Ведь надо было понять, что представляет собой тот или иной переселенец и в каком качестве надлежит наилучшим образом использовать его знания и умения, волю и желания. В сельское ли хозяйство стоит его направить или можно пристроить при мастерской, может ли он ухаживать за соболями на ферме или умеет обращаться с железом. А может, необходимо дальнейшее обучение, коли имеется нужный социуму навык? Бессемейных да бойких определяли на восточные границы, в Албазин или Сунгарийск. А казачков лихих — на Селенгу или Хилок, и только.