— Послать-то пошлю, да придет ли сам он сюда? — развел руки в стороны Байков.
Как и предполагал Федор, Поярков в острог идти отказался наотрез. Пришлось «Орочанину» немного спуститься по течению, чтобы достичь места стоянки якутской ватаги.
Хмуро и неприветливо встретив ангарцев, Василий сразу же заартачился отдавать «Кастрикум» и не желал и слышать о его продаже. Держался он довольно дерзко, даже нахально, но большего себе не позволил. Сазонову Поярков понравился своей упертостью и храбростью — она не была наиграна. Перед Алексеем стоял тот самый сибирский первопроходец — безрассудно смелый, идущий навстречу неизвестности, смертельной опасности, голоду и холоду русский мужик, олицетворявший собою весь этот век — великий, дерзкий и кровавый.
— А немцев пожалуй что отдам, — заявил ангарцам Поярков, окруженный казаками-ватажниками. — Коли выкуп дашь.
Предложение Сазонова — несколько бочонков соленостей, разного рода овощи, пара мешков зерна да мешок картошки, немного масла и сыра, мешочек соли и немного сладкой патоки — было принято с великой важностью, и вскоре три десятка голландцев во главе с капитаном Мартином де Фризом перешли на борт канонерки. Капитан сразу осведомился о судьбе своего помощника — Корнелиуса Куна, который был сильно болен и которого люди местного воеводы забрали в острог вместе с другими несчастными. Его успокоили тем, что среди больных еще никто не умер, после чего предложили отведать горячего куриного супа с чечевицей.
С Федором Исаковичем Алексей попрощался по-дружески, поблагодарив воеводу за содействие и посоветовав ему в случае какой-либо неприятности, как то: голод, нападение туземцев или лихоманка, всегда обращаться к его людям — любая посильная помощь непременно будет оказана. Оставив в остроге немного провизии: гречихи, проса, соли, лука и чеснока да сыра и бочонок конопляного масла, Сазонов принял на борт канонерки остальных членов экипажа флейта, после чего «Орочанин» взял обратный курс.
Многие из голландцев выглядели не лучшим образом — грязные, заросшие, словно приютившие их сахалинские туземцы, одетые в мешанину из расползающихся на глазах гнилых от постоянной сырости кафтанов и штанов, а также одежд, полученных от айнов, они, казалось, давненько уж пали духом, сдавшись судьбе-злодейке. Небольшая их часть держалась, однако, стойко — эти люди сплотились вокруг своего капитана Мартина де Фриза. Таковых было около дюжины, не более, — Алексей решил отделить их от остальных. И если первые сразу же ушли в теплые кубрики, спрятавшись от холодного ветра, без устали дувшего со стороны залива, то вторые были оставлены на корме, в надстройке.
— Товарищ полковник, — в рубку зашел Рамантэ, улыбаясь уголками рта, отчего на щеках его появлялись ямочки, — там эти голландцы шумят да спорят, на трубу и дым руками тычут!
— Да нехай тычут, Рома! — рассмеялся Сазонов, переглянувшись с Мелетьевым. — Дауры пусть повнимательней будут, чтобы гости не разбрелись.
— Передам! — Айну скрылся за дверью.
Некоторое время спустя. Амуркотан
Команда «Кастрикума» была накормлена, после чего здоровые были отправлены в баню, чтобы смыть с себя грязь, въевшуюся за долгие месяцы, а больных поместили в лазарет. После бани и недолгого отдыха Мартин де Фриз вместе с помощником штурмана Питером Врувером, который немного говорил на айнском, были приглашены к Сазонову. Поскольку никто из ангарцев не говорил на голландском или на немецком, переводчиком должен был стать Рамантэ. Однако оказалось, что Врувер слабо владел айнским и ему было очень трудно связывать отдельные слова в предложения. Разговор был тяжелым, но все же дело мало-помалу продвигалось.
Выяснилось, что «Кастрикум» и другой флейт — «Брескенс», под командой Хендрика Схепа, два года назад вышли из Батавии к северу, для «поиска золотых и серебряных руд». После жестокой бури у южных японских островов корабли разлучились, и флейт де Фриза ушел на север один. Во время стоянки в заливе Терпения на юго-восточном берегу Сахалина часть команды была пленена русскими, которые до того момента находились среди айнов, не выказывая своего происхождения голландцам. Казаки особенно не отличались от туземцев — они были такие же коренастые и бородатые, одетые в те же одежды, что и айны. Потому голландцы и не отличили их от «мохнатых». А уже следующей ночью флейт был захвачен русскими, бесшумно подобравшимися к нему на лодках айнов. В короткой абордажной схватке Поярков и его люди, убив нескольких голландцев, праздновали победу. Большую часть пленников казаки оставили у айнов-сахалинцев, а с остальными ушли к Курилам, перезимовав на одном из южных островов среди тех же айнов-курильцев. Возвращаясь в Охотск, флотилия Пояркова, состоявшая теперь из двух лодий и флейта, снова зашла в залив, где близ устья реки Поронай встала на ремонт. Там же снова пришлось зимовать, и только в начале лета следующего года корабли ушли к западу, захватив команду «Кастрикума», немного уменьшившуюся в числе за время зимовки. Василий намеревался пройти через пролив между материком и Сахалином, но нехватка провизии и течь в борту одной из лодий заставили его сделать остановку в амурском эстуарии.
В процессе допроса голландца, которому заметно похорошело после бани и сытного обеда, тот раз за разом порывался узнать, почему корабль, вызволивший его людей, шел против течения реки, не используя ни парус, ни гребцов, и даже без помощи канатов, тянущих его с берега. Откуда в этом городке, затерявшемся среди диких лесов Тартарии, так много застекленных окон, откуда здесь зеркала? Что за держава такая Сибирская Русь и является ли она вассалом московского царя? Какой веры держится великий князь Сокол? Что шумело в трюме корабля? Являются ли туземцы с Сахалина родней московитам? У этого человека, недавно едва не сгинувшего в холодных водах Охотского моря, было еще много вопросов к господину воеводе. Сазонов, отмахиваясь от любопытного капитана, пояснил ему, что, находясь на положении пленников, негоже задавать столь много вопросов. Однако Мартин де Фриз не угомонился, проговорив:
— Там, в трюме, какие-то механизмы? А кто производит их движение? Рабы?
Сазонову вдруг захотелось влепить этому наглецу подзатыльник, но только уважение, питаемое к этому бесстрашному мореплавателю, не позволило Алексею так поступить. Вместо затрещины сахалинский воевода предложил капитану флейта помолчать и отвечать на вопросы, иначе ему придется возвратиться к московитам. Де Фриз, который еще недавно думал, что опасность ему более не грозит, теперь будто поперхнулся и быстро-быстро закивал. Молча.
— Кузьмич, а ты направь на ложный путь — будто действительно это рабы подводные весла у корабля толкают, или нечто подобное, — тут же предложил капитан «Орочанина». — Пусть помается в раздумьях!
— И то верно, — усмехнувшись, ответил полковник.
После того как голландец снова готов был отвечать, сахалинский воевода перешел ко второму этапу допроса — капитан «Кастрикума» должен обрисовать ангарцам общую картину европейского присутствия в Индийском и Тихом океанах, рассказать об основных и второстепенных маршрутах движения кораблей различных держав, а также поведать о конкуренции европейцев, степени их сотрудничества или уровне неприятия. Насколько Алексей помнил из истории, помимо голландцев в этих водах вовсю шуровали португальцы, испанцы и вроде как англичане. Однако довольно скоро оба голландца устали от последовавших вопросов — зарозовевшего от теплоты в помещении Мартина клонило в сон, горе-переводчик Патрик Врувер тоже клевал носом.