– Как же мне опостылела эта красно-коричневая мразь! – глядя вслед поспешно уходящему по деревенской улице усташу, с ненавистью проговорил Лукин.
– Однако, опасаюсь, он это так не оставит, – озабоченно проговорил подполковник. – У нас тридцать человек, а у него триста. Очень скоро он узнает, что не располагаем мы никакой ротой. Велико будет искушение отомстить. Полагаю, как бы это сказать, Александр Иванович, – самое время уносить ноги!
Милов отчего-то задорно глянул на Лукина и загадочно улыбнулся.
В то утро Марков и его разведчики оказались разбуженными задолго до назначенного срока. Сначала капитану в предрассветной полудреме показалось, что началась гроза. Он услышал раскаты грома, и еще на несколько мгновений провалился в полузабытьи. От сена шел теплый прелый дух. Марков увидел вдруг себя маленьким на речке. Где-то выше на холме, скрытый зарослями малины и облепихи, притулился их большой рубленый дом. Дом отсюда не видно, но он там есть, совершенно точно. От этого становится уютно и спокойно. Марков – маленький мальчик – стоит на мелководье, закатав выше колен домотканые портки. Плечи и спина голые, через одно плечо перекинута лямка штанов. В таком виде Егорка – так всегда называла его мать – ничем не отличался от остальной деревенской ребятни. Вот они бегают вокруг него, друзья-приятели, деревенские мальчишки.
«Гроза, Егорка, гроза!» – кричат мальчишки, и он явственно слышит первый раскат грома. Затем еще и еще. Ребята тормошат его за плечи и отчего-то обращаются сначала по имени-отчеству, а потом и по званию.
– Георгий Владимирыч! Георгий Владимирыч! Товарищ капитан!..
Марков быстро раскрывает глаза – ух, и надо же было так заснуть! Перед ним распоясанная фигура лейтенанта Чередниченко. К всклокоченной шевелюре лейтенанта прилепилась прелая солома.
– Немцы прорвались!
– Да откуда ж, твою в душу мать… – Спросонок опять валится со стога вниз сержант Куценко. На нем нет гимнастерки, только грязная нательная рубаха и галифе. Сержант босой, тесемки внизу одной штанины развязаны.
– Да где ж сапоги, Боже ж мой… – причитает Куценко.
– Слушай! В ружье! – оглушительно вырывается вслух прямо из подсознания Маркова старорежимная команда. От собственного голоса капитан просыпается окончательно.
Первым, подхватив автомат, выкатился наружу ефрейтор Быков. За ним высунулся было Фомичев, но тут же убрался обратно – по сараю хлестанула пулеметная очередь.
– Сюда! – крикнул Паша-Комбайнер, выбив ногами несколько нижних досок в задней стене сарая.
Они вылезли через пролом наружу, лихорадочно огляделись по сторонам. По дороге, проходившей над берегом реки, катились немецкие бронетранспортеры и танки. От них к расположенной чуть в отдалении деревушке сновали по проселкам мотоциклы. Вся армада вражеской техники на ходу поливала округу свинцовым дождем из автоматического оружия. Между боевыми машинами противника отчаянно метались фигурки в коротких шинелях – болгары. Некоторые из них пытались отстреливаться из винтовок, половина уже валялась без движения в дорожной пыли.
– Проспали фрицев, братушки, – растер хлопья сажи по лицу Фомичев.
За их спинами вдруг резко рвануло так, что все без исключения повернули головы назад, забыв на мгновение о движущихся перед ними немцах. Взлетел на воздух первый из выстроенных под горкой в ряд бензозаправщиков автотранспортного полка. Затем подобные взрывы стали следовать с равными промежутками в течение нескольких минут. Все пространство вокруг заволокло жирным черным дымом, а у самой земли вырывались яркие оранжево-синие языки пламени – горел бензин.
– Уходим от реки! – коротко распорядился Марков. – Все здесь?
– Быкова нет, – отозвался Чередниченко.
– И шмотье наше в сарае, – добавил сержант Куценко.
– Да черт с ним!.. – зацыкали на сержанта.
– Ладно, ладно, – поспешно согласился тот.
Короткими перебежками, пока горели бензовозы, добрались до спуска в лощину. Уже хотели укрыться в котловине, когда снизу оттуда послышались звуки перестрелки и стрекот мотоциклетных двигателей. Из клубов дыма навстречу разведчикам выскочили несколько красноармейцев в комбинезонах и с закопченными лицами. Видимо, водители заправщиков. Оружия при них не было. Размахивая руками, ошалелые водилы стали взбираться на склон, с которого только что спустились бойцы Маркова.
– Куда?! Назад! – закричали им. – Там немцы!
Двое даже не обернулись, третий, не останавливаясь, в панике махнул рукой назад:
– Там тоже!
Марков быстро развернул бойцов в цепь. Приготовились открыть огонь, когда вместо немцев на них выскочил распоясанный старший лейтенант, тоже без оружия, зато с двумя вещмешками под мышками. Оба сидора были набиты под завязку.
– Петюня! – опознал старлея Куценко.
Старший лейтенант бросил на сержанта бессмысленный взгляд и попытался проскочить за цепь разведчиков. Марков поймал беглеца за рукав, резко развернул его на сто восемьдесят градусов, рявкнул грозно:
– А ну, стоять!
Один из петюниных вещмешков выпал и покатился под уклон. Вывернувшись из рук Маркова, старший лейтенант дернулся за оброненной поклажей, споткнулся, упал на четвереньки и, не обращая ни на кого внимания, целенаправленно пополз за своим грузом. В этот момент на них выскочил первый мотоцикл. Дружно ударили автоматы разведчиков. Пытаясь маневрировать на высокой скорости, немцы, пыля, описали широкую дугу. Одновременно с этим из коляски застучал вражеский пулемет. Сзади кто-то вскрикнул. Фомичев, вприпрыжку выскочив перед цепью подобно дискоболу, с короткого замаха запустил в немецкий мотоцикл трофейную гранату на длинной ручке и тут же во весь рост распластался на земле, закрыв голову руками. Грохнул взрыв. Бешено взревел совсем рядом двигатель – немецкий водитель выкручивал до предела ручку газа. Но машина уже потеряла равновесие и заваливалась набок. В дыму слева опять застрекотало с характерным звуком – на них надвигались еще мотоциклисты. Снова ударил вражеский пулемет.
– Назад! – прокричал Марков, посылая на звук длинную очередь веером.
– Ходу! Ходу! – прикрывая друг друга огнем, пятились обратно разведчики.
Отступили до гребня холма. Фомичев зашвырнул в облако дыма и пыли еще несколько гранат – на звук. В ответ по ним, так же вслепую, шандарахнули из панцерфауста. Маркова швырнуло на землю. Скрючившись, на чем свет стоит, матерился Паша-Комбайнер, придерживая руками опаленную на боку гимнастерку. Сквозь пальцы Клюева сочилась кровь. Сержант Куценко споткнулся о чье-то тело и, с грохотом уронив автомат, растянулся во весь рост. Тут же вскочил на четвереньки, подхватил оружие, наступил кленом на лицо убитого. На мгновение задержал на нем бегающий взгляд, протянул оторопело:
– Петюня!.. Вот так дела!
Старший лейтенант лежал на боку, поджав под себя один из вещмешков. Второй распороло осколками – из него во все стороны выпирали советские ассигнации. От разорванного бумажного кулька, второпях засунутого в вещмешок, на землю протянулась массивная золотая цепочка. Под ней на пожухлой траве – несколько блестящих желтых колец. Надо полагать, золотых.