– Недурно, – одобрил Марков и начал бросать на бумагу быстрые карандашные штрихи. – Смотри…
На белых листах стали появляться вздыбленные кони, наездники в гусарских мундирах, типажи офицеров и солдат с закрученными усами.
– Это армейская пехота, – увлеченно прорисовывая детали снаряжения, пояснял Марков. – А это гвардейская…
Марков так увлекся, что стал изображать погоны, кресты и медали на нарисованных им фигурках.
– Это что, белые? – недоверчиво поднял на него глаза Ваня. – У нас в школе на плакатах с крестами и погонами одних белых рисуют. Только там у всех рожи зверские, и красноармейцы их штыками колют. А ваши ничего, даже симпатичные…
– Это, Ваня, русские, – отложив карандаш и глядя прямо мальчику в глаза, проговорил Марков.
– А мои тогда кто? – Ваня недоуменно пододвинул к Маркову своих нарисованных на газетных полях красноармейцев.
– И твои русские. И мы с тобою, Ваня, русские…
Они изрисовали несколько листов. Ваня брал в руки карандаши, что-то дорисовывал сам, Марков хвалил, иногда подправлял.
– Солдаты без звезд и с погонами мне тоже нравятся, – сказал Ваня.
Скрипнула входная дверь. Марков повернул голову и тут же поднялся с табурета. На пороге стояла Лиза.
– Мама, а мы с дядей Жоржем рисовали, – сообщил Ваня и протянул Лизе листы, – Вот, погляди…
Лиза кинула взгляд на рисунки и только всплеснула руками.
– Давай подарим их маме, – произнес Марков и спрятал от Лизы виноватые глаза.
– Мама, это тебе от нас, – протянул рисунки мальчик.
– А бумага и карандаши – твой подарок. – Марков вытряхнул из саквояжа все не относящиеся к делам бумаги и канцелярские принадлежности. – Рисуй на здоровье.
– Ух ты, спасибо! – Ваня был в восторге.
Поезд у Маркова был глубокой ночью. Они вполголоса проговорили допоздна за маленькой загородкой, где на колченогом столике у Лизы стояли примус, старый заварочный чайник и две металлические кружки с отбитой эмалью. Широко раскинув руки, в комнатке сопел на кровати Ванька.
– Ты знаешь что-нибудь о нем? – сразу же в лоб спросила Лиза, как только они остались наедине. Марков понял, что речь идет о Сашке.
– Нет. – Он отрицательно покачал головой и отвернулся к окну.
На мгновение в глазах у Лизы сверкнули слезы. Она быстро поднялась, бесшумно выглянула в комнату, убедившись, что сын спит. Снова села за стол, поправила выбившуюся из-под платка прядь волос. Марков увидел, что ее волосы наполовину седые, уперся лбом о свою поставленную на стол руку и молчал.
– Тогда в Крыму нас укрыли добрые люди – хозяева того дома в армянском селе, – рассказывала Лиза. – Выдали нас за своих дальних родственников. Чего им это стоило – ведь потом в Крыму проверяли всех… Если б не они… – Лиза запнулась, слегка покачала головой. – Ведь Сашка навещал нас в октябре двадцатого, они его видели…
– Мир не без добрых людей, слава Богу, – не меняя позы, глухо отозвался Марков.
Лиза продолжала каким-то чужим, отстраненным голосом:
– Родителей взяли в заложники и расстреляли. Еще в Новочеркасске. Мы все время переезжали. Документов никаких. Назвалась солдаткой, потом записала Ваню с семнадцатого года рождения…
– Вот оно что, – понимающе кивнул Марков.
– А муж для всех погиб на германской – и кончен разговор, – глядя в упор на Маркова, произнесла Лиза. И, изменившись в лице, бросила Маркову в лицо: – И никаких вопросов о гражданской войне, Жорж. Слышишь, никаких!
– Лиза, Лиза… – Марков взял ее за руку.
– Все, Жорж. Плакать не могу, а сломаться права не имею. Я должна поднять Ваньку. Имеет значение только это.
– Разреши вам помочь. – Марков вытащил из кармана пачку ассигнаций, положил на край стола. – Я вышлю вам еще переводом.
– Послушай, Жорж, – тоном, которого он раньше от нее не слышал, проговорила Лиза. – За себя я не боюсь. Но…
Она кивнула головой на загородку, за которой спал Ваня.
– Они все о тебе знают, Жорж?
Кто эти «они» – объяснять не было надобности.
– Разумеется, нет, – горько усмехнулся Марков. – Ходил бы я иначе по белу свету…
– Так вот, – жестко и сухо продолжала Лиза. – Ничего не присылай нам. Нас не ищи и нам не пиши. Отсюда мы тоже уедем. Куда – не спрашивай.
Марков смотрел на нее, играя желваками.
– Ты очень хороший, Жорж, – чуть дрогнувшим голосом произнесла Лиза. – Не упрекайте себя ни в чем.
Он понял, что последние слова предназначались им с Лукиным вдвоем.
– Так надо, Жорж.
Он уходил в ночь. Моросил мелкий дождик. Пройдя через город, Марков вышел к вокзалу. Вдалеке, осветив прожектором рельсы перед собой, появился паровоз, медленно вытягивая из темноты вереницу пассажирских вагонов…
Марков рассказал, при каких обстоятельствах виделся единственный раз с Лизой и Ваней. Сашка долго сидел молча, обхватив голову руками.
– Это все? – не своим голосом спросил наконец Лукин, проглотив комок в горле.
– Не совсем… – после некоторого раздумья проговорил Марков.
В 1942-м, дождавшись снятия своей судимости, Марков все же написал из действующей армии в тот город за Уралом, на улицу Железнодорожную, 45. В глубине души он надеялся, что война все-таки изменит отношение режима к людям. Казалось, к тому были предпосылки. Тем более что ничего особенного в его письме не было – обычный привет с фронта. Ответа долго не приходило. Вероятно, его и не следовало ждать – ведь предупреждала Лиза, что съедут они с этого адреса. Самому Маркову писем получать было не от кого, поэтому он чрезвычайно удивился, когда почти через год, летом 1943-го, прибывший в роту почтальон неожиданно выкликнул его фамилию.
– Вот ведь как, – порадовался тогда за командира сержант Куценко. – И офицерские погоны, и письмо наконец получили. А то ведь никто вам не пишет – неправильно это, товарищ лейтенант.
Письмо было от Лизы. Оно пришло из северного Казахстана, со станции Кайранколь. Видимо, каким-то образом она все-таки получила послание Маркова, адресованное на Железнодорожную улицу того уральского городка. Никак иначе она бы его разыскать не смогла. В письме было всего несколько строчек. Пробежав их глазами, Марков тут же понял, почему после стольких лет она все же решилась написать. Собственно, это было не письмо, а копия ответа с запроса в воинскую часть, номер которой был старательно замаран военной цензурой. В ответе на запрос гражданки Лукиной Елизаветы Григорьевны сообщалось, что лейтенант Лукин Иван Александрович пропал без вести во время боев на западном фронте в июле 1941 года. Ниже Лизиной рукой было приписано всего четыре слова: «Вот так вот, Жорж». Только тогда, получив это письмо, Марков до конца понял, какой сильной она была все эти годы. Гораздо сильнее их с Сашкой. Но эту ношу – известие о Ване – она уже не смогла нести одна.