Но не найдя в лице застывшего Корки благодарного слушателя, Ролли, пожав плечами, продолжил укладывать волны парика. Промурлыкав популярную песенку, он снова вернулся к животрепещущей теме:
– Но то, что она говорит, осмелюсь заметить, весьма презабавно! Лакею нашему она сказала, например, что Мэри его тоже любит. МОЯ Мэри, сэр, каково? Кстати, то, что этот лопух сам втрескался в нее по уши, ни для кого не секрет, ха!..
– Ролли, это именно та самая Хэтти, из замка? – раздельно и четко спросил Корки, прервав разглагольствования камердинера. – Когда ты ее видел?
– Да сего же дня, сэр! – удивляясь непонятливости и необъяснимой заинтересованности хозяина, повторил тот. – Вы… сами разрешили мне посетить ярмарку, – на всякий случай соврал он с честными глазами.
В дверь постучали, и мистеру Ролли вручили записку для его хозяина. Камердинер с таким же важным видом, с каким принял клочок, подал его Корки. Тот, уже сорвав с себя нарядную весту и драгоценные кружева, в нетерпении выхватил бумагу из рук слуги.
Остолбеневший Ролли в дальнейшем стал свидетелем еще более противоестественного поведения окончательно, как выяснилось, сошедшего с ума хозяина.
Корки нырнул в гардеробную и через несколько секунд, которых не хватило бы и лакею для того, чтобы натянуть фартук, вернулся полностью одетый в самый скромный и неприметный наряд.
Прихватив шпагу и ни словом не удостоив открывшего в изумлении рот слугу, он стремительно вышел из комнат. Опомнившись, мистер Ролли бросился ему в след с воплями:
– Сэр, но как же бал…
– Жди здесь, я вернусь и отправлюсь на бал, – не оборачиваясь, кинул ему хозяин и исчез в длинной анфиладе коридоров, уже тонувших в наступающих сумерках.
Невзирая на осмелившегося возразить форейтора, он взял карету, приготовленную для леди Фрэнсис, и помчался к Северным воротам. Судя по уже начавшемуся движению украшенных экипажей в сторону Вестминстера, Лондон был готов приступить к самому большому празднеству после назначения лорд-мэра – столь редкому при нынешнем дворе, роскошнейшему за последние годы балу.
Но Корки направился в противоположную сторону. В район, улицы которого редко посещала карета с гербом. Оставив ее на перекрестке Сент-Джордж-стрит с каким-то грязным переулком, Корки растворился в полутьме.
Путь его лежал в «Три Кубка», гостиницу для путешественников с севера, готовых на не самые большие траты и соответствующий комфорт. Вывеска с грубо намалеванными бокалами не оставляла сомнений в том, что это именно та самая гостиница, о которой говорилось в записке, присланной Корки.
Он миновал общий обеденный зал на первом этаже, где уже начали собираться уставшие путники, из тех, кто не хотел или не мог платить за отдельную трапезу в своем номере. В дымном воздухе темной комнаты витали тяжелые ароматы жирного жаркого и кислого пива.
Вовсю шумели извозчики почтовых карет ее величества, счастливые от того, что живыми и здоровыми вернулись в город, дороги к которому так и кишели разбойниками и ворами, не гнушавшимися грабить корону и ее подданных.
Корки поднялся по темной лестнице вслед за мальчишкой, который, видимо, поджидал именно его, и прошел по коридору второго этажа в номер гостиницы. Получив монетки за услуги, мальчик ушел, унеся свечу.
Он оставил гостя в комнате, освещенной только огнем камина. Углы и стены тонули в кромешном мраке – окна были темны. На первый взгляд, в помещении никого не было.
– Рад, что вы отложили бал. Приятно быть важнее, чем сама королева, – из кресла у камина раздался тихий, спокойный голос.
– Вы льстите себе. Или северным баронам, как пожелаете, – усмехнулся Корки, пройдя к камину и протянув руки к огню. Затем, развернувшись спиной к свету, он взглянул в упор на Крысолова.
– Лорд Энгус сообщил мне о вашем намерении предать этот славный союз. Я надеюсь, что смогу переубедить вас. – Долговязая фигура, расслабленно вытянувшаяся на кресле, отнюдь не внушала доверия. Обманчиво спокойная поза была удобна как для защиты в случае необходимости, так и для нападения. Корки, откинув фалды кафтана, тоже положил руку на эфес шпаги.
– Ну-ну, сэр, – насмешливым тоном подчеркнув обращение, произнес Юбер. – Я мирный гонец. «Не убий вестника». Вы ведь понимаете, что я всего лишь жалкая пешка в вашей большой игре. Чужестранец, занесенный бурей на ваш островок…
– Как я имел удовольствие лично известить лорда Энгуса, в «игре» я уже не участвую, – не поддавшись доверительному тону беседы, резко бросил Корки.
– Он сказал мне об этом прискорбном факте. Я заметил, как граф огорчен вашим непостоянством. Впрочем, ветреность – это так модно нынче в среде молодых людей… Однако далеко не всех, надо признать. Никого честнее и вернее юной Хэтти мне встречать не доводилось. – Крысолов бросил испытующий взгляд в сторону молодого человека.
– Надеюсь, вы не имеете в виду достопочтенную леди Хэтти Доусон? Совсем недавно ее родители вынуждены были в срочном порядке отбыть в колонии, прихватив чадо во избежание скандала. Презабавная история, – томно усмехнулся Корки.
– О, нет! Разумеется, во дворцах я не рискнул бы обрести образец добродетели. Только там, среди цветов, вересковых пустошей и свежего ветра может расцвести такое чудо. Я имею в виду бедняжку Хэтти, воспитанницу Энгуса. Мне казалось, вы с ней знакомы?
– Садовницы знакомыми не бывают, – цинично пояснил Корки.
– Странно… а впрочем, оставим. Я только уполномочен передать, что союз северных баронов и сам лорд Энгус рассчитывают на вас, – со значением сказал Крысолов.
Корки скучающе зевнул и, оглянувшись вокруг, довольно натурально удивился, что он, собственно, здесь делает. Крысолов был вынужден пуститься в объяснения:
– Теперь, когда лорд Энгус при смерти, кто-то должен занять его место во главе заговора. Северные бароны ничего не могут сделать сами! Без должной организации это скорее стадо баранов, несмотря на то что каждый из них в отдельности готов драться как лев за свои привилегии и свою истинную веру – католическую. Их предводителем должен стать именно ты, Корки. Ты умен, хитер, настоящий политик и дипломат – если бы не обстоятельства, я готов был бы поклясться, что передо мной истинный француз! Милорд так не похож на этих увальней и драчунов.
– Спешу осведомить вас, что поскольку имя моего отца неизвестно, то все может быть. Вполне возможно, что он даже и француз. Однако для меня лично это ничего не значит. На Францию мне плевать, как и на Англию. Единственное, что меня волнует, – это моя, Корки, персона и все, что ее касается. Мне нужны деньги, имя и поместье. Откуда придет все это, значения не имеет.
– Есть вещи куда более желанные для любого смертного. Спасение души, например.
– Уж не о моей ли душе вы так беспокоитесь? – осклабился Корки.
– Граф Энгус также поручил мне еще одно дело, – не обращая внимания на тон Корки, продолжил Крысолов. – Я уполномочен предать правосудию убийцу нескольких несчастных девушек. Больше дюжины, если быть точным.