– «Нет! – твердо заявил вожак комплексной стаи. – Я сам отомщу за всех наших. Или мы можем сражаться вместе».
– «Вместе», – согласился зверь.
– «Вот и договорились, – подвел итог человек. – А теперь рассказывай все, что знаешь о поездке этой упряжки».
Потом волк ушел, а Семен поднялся и размял затекшие ноги: «К Бизону, что ли, в гости сходить? А Ветка пусть посидит дома одна и подумает над своим поведением». Он повернулся и обнаружил, что в его сторону движется человек, не узнать которого трудно даже издалека: низкорослый, коротконогий, с обнаженной головой и распущенным воротом парки, словно ему жарко. «Все-таки Хью, пожалуй, низковат даже для неандертальца его возраста. Наверное, он много голодал в детстве. Впрочем, Медведь добился-таки своего: схватиться с этим коротышкой в рукопашной – дело безнадежное для любого взрослого воина».
Хью остановился перед Семеном и посмотрел на него снизу вверх своими глубоко посаженными темно-карими, почти черными глазами. «Взгляд, в котором читается бездна тысячелетий. По науке он принадлежит даже не к иной – древней – расе, а к другому биологическому виду. Может быть, это один из последних представителей "альтернативного" человечества. И я знаю, чего он хочет», – подумал Семен и спросил вслух:
– Зачем ты вошел в круг танца, Хью? Разве не понимаешь, что ты еще непосвященный, что тебе нельзя?
– Я понимать.
– Ты еще не воин и должен делать то, что скажет старейшина Медведь.
– Хью говорить – старейшина молчать, – отреагировал неандерталец. – Старейшина Хью понимать.
«Еще бы эти "отморозки" не понимали друг друга, – осмыслил информацию Семен. – Один – судьбой ушибленный людоед, другой – боец "по жизни" и вдохновенный убийца. Все это очень понятно: Медведь уродился низкорослым и щуплым. Племя почему-то оставило его в живых, и с тех пор он всю жизнь доказывает, что люди не ошиблись в своем решении. К тому же в молодости его покалечили хьюгги. При всем при том он сделался супербойцом, пережил сверстников и стал старейшиной. А я дал ему перспективный материал – неандертальского мальчишку. Теперь Медведь мучает его, надеясь, что тот реализует его собственные несбывшиеся– и очень кровавые – мечты».
– Хочешь идти со мной? – спросил бывший завлаб.
Юный неандерталец промолчал, даже не кивнул. Он продолжал смотреть Семену в глаза, и тот вдруг понял – без объяснения мотивов и приведения аргументов: «Парень не просто хочет – ему НАДО. И отказать ему я не имею права. Этого права я сам лишил себя еще там, в заросшей кустами узкой долине ручья, где убивал полуживых от голода неандертальцев. Да, у меня не было выбора – они напали первыми. Но этого мальчишку, оглушенного ударом посоха, я мог бы добить и оставить лежать рядом с телами соплеменников. А я оставил его в живых и взял с собой. Племя лоуринов его не отвергло, но и не признало "своим" по-настоящему. И теперь… Что там такое горит, мерцает, светится в его глазах? Нет, это не с чем сравнить в былой современности – любая аналогия будет очень далекой».
– Первая кровь чужаков – твоя, – пообещал Семен почти против собственной воли. Ответом ему была улыбка – оскал широких, крепких, желтоватых зубов.
Попасть в гости к Бизону Семен так и не смог – вождя он встретил на полпути к его жилищу. Тот направлялся в гости к Семену – по аналогичной причине и с той же целью. Великие воины обменялись грустными шутками и направились к костру Совета в надежде, что запас дров там еще не иссяк.
– Уже решил, кого возьмешь? – спросил вождь, усаживаясь на корточки и протягивая к огню руки.
– А кого ты дашь? – поинтересовался Семен.
– Никого, – вздохнул Бизон. – Мстить надо, а людей нет. Четыре лука на всех осталось. Но ты же знаешь: тех, кого ты выберешь, я должен отпустить – таков закон предков.
– Закон есть закон! – согласился Семен. – По мне, так не мстить надо – мертвых не воротишь в их же телах. Прежде всего, нужно выяснить, что за люди появились в степи, зачем и почему они оказались на нашей земле.
– Возможно, они считают, что это мы находимся на земле их охоты, – усмехнулся вождь.
– Скорее всего, – признал Семен. Он помолчал и добавил:– Наверное, доказать обратное будет трудно. Но ты не пойдешь со мной, Бизон.
Вождь вздохнул и ничего не ответил. Семен продолжил:
– Никакого отряда не будет: мы уйдем на нарте вдвоем с Хью. Волки пойдут с нами. Так можно будет быстро передвигаться и взять большой запас еды.
– Люди должны увидеть скальпы врагов, – кивнул Бизон, – а ты их никогда не снимаешь.
– Значит, они увидят их, – смирился Семен. На сей раз вождь молчал долго – а что, собственно, он мог еще сказать? Разве только:
– Все понимаю, Семхон. Все! Но… возьми меня, а?
Почти месяц назад они покинули поселок у Пещеры и с тех пор мотались по заснеженной холмистой равнине. След чужих людей привел их на границу страны хьюггов. Только неандертальцев здесь не оказалось: развалившиеся, занесенные снегом жилища, пустые скальные навесы. Под одним из них, отгороженным стенкой из палок и шкур, когда-то родился Хью. В глубине страны Низких гор присутствия человека вообще не чувствовалось, а вот на границе со степью…
Попав в один из распадков, Семен долго не мог понять, что за странный микрорельеф скрывает здесь снег. Почему вокруг столько звериных следов, и отчего беспокоятся волки в упряжке? Достаточно было слегка разгрести снег, чтобы понять – это не валуны и не «бугры пучения» вечной мерзлоты. Мамонты. Самцы, самки, детеныши. Наиболее крупные бивни надрезаны по кругу и обломаны, у некоторых туш вскрыта грудная клетка и вынуты сердца. У всех вырезаны глаза… Обследовав три таких кладбища, Семен вычислил место, где, скорее всего, они встретят четвертое – и не ошибся. Бойни приурочены к проходным местам – бродам через реки, сквозным перевальным долинам, узостям между холмами и озерами. Где-то мясо было свежемороженым – этих убили зимой. Другие трупы уже начали разлагаться и лишь после этого замерзли – их убили летом. «Снег показывает следы, но он же их и прячет: как и зачем убивали столько животных?! Похоже, что семейные группы мамонтов истреблялись до последнего!»
А люди… Два крупных стойбища на расстоянии в несколько десятков километров друг от друга – большие, многолюдные. И… лошади.
Да, в родном мире Семена некоторые ученые по находкам нескольких изображений взнузданных животных выдвинули гипотезу, что лошадь в первый раз была одомашнена очень рано – еще палеолитическими охотниками. Другие ученые, правда, с этим не соглашались и доказывали, что лошадь стала домашней только в неолите, причем далеко не в раннем. У тех и других аргументы были довольно вескими. Семен мало интересовался данной проблемой, он готов был допустить, что одомашнивание лошадей происходило в истории несколько раз. Когда Хью впервые разглядел вдали силуэт всадника, он ни на секунду не усомнился, что это человеколошадь – кентавр. «Что ж, – подумал тогда Семен, – можно предположить, что миф о кентаврах возник не после вторжения "диких" скифов в относительно цивилизованное Средиземноморье, а гораздо раньше. Впрочем, кентаврами лоуринов не испугать – во всяком случае, паники не будет. Да и вряд ли чужаки умеют стрелять с седла или метать копья на скаку – это, безусловно, очень позднее искусство. Но они на лошадях передвигаются и перетаскивают грузы, а это дает огромные преимущества в степи».