Остатки катамарана они догнали метров через триста – уже после слияния этого рукава с основным. На стрелке был глубокий, но довольно быстрый перекат, где конструкцию окончательно развалило и запутало: левая долбленка перевернулась вверх дном, а правая, обремененная настилом, плыла на боку с торчащими наклонно вверх палками. Между ними остался какой-то ремень или веревка, не дающая элементам конструкции окончательно расстаться друг с другом. Семен был уже на пределе сил, но все-таки решил рискнуть.
Вдвоем они кое-как подтянули перевернутую долбленку к берегу. Как только она села боком на мель, Семен все бросил и пополз на сушу отогреваться. Более холодоустойчивый Эрек остался стоять по колено в воде и подтягивать за ремень вторую часть конструкции. Он что-то говорил, но за стуком собственных зубов разобрать Семен ничего не мог.
На сей раз небольшой галечный пляж находился в тени, и Семену пришлось активно делать приседания и отжиматься – другого способа быстрого восстановления кровообращения он придумать не смог. Однако закончить процедуру не удалось – испуганный Эрек потребовал его присутствия. Пришлось опять лезть в воду, тем более что до Семена наконец-то дошло значение выражения «ша тха» в устах питекантропа – «там кто-то есть». Понукаемая ремнем конструкция развернулась другим боком, и стало видно, что на борту, держась за обвязку, висит неандерталец – держится и тонуть не хочет.
Допросить живого кааронга было, конечно, необходимо, но перспектива рукопашной схватки с хьюггом Семена никак не устраивала. После многих боев он склонялся к мысли, что нормальный человек, будучи невооруженным, одолеть один на один взрослого неандертальца не сможет. Правда, было похоже, что данная особь после общения с водой – стихией смерти – живой себя уже не считает, и разжать руки ей мешает лишь инстинкт самосохранения.
– Не подтягивай ближе, – сказал Семен Эре-ку. – Пусть поплавает, а я сейчас.
Он старался действовать как можно быстрее, но, как всегда в таких случаях, ничего подходящего под рукой не оказалось. Прошло, наверное, минут пятнадцать, прежде чем Семен сумел найти и выломать палку подходящего размера. Сначала он просто хотел на приличной дистанции врезать ею незадачливому кааронга по черепу, но в последний момент передумал. Он зашел в воду и отрезал от лежащей на мели долбленки два приличных куска ремня. Один он привязал к концу палки и изобразил некое подобие свободной петли-удавки, другой закрепил на середине и оставил болтаться просто так. Вооружившись этим кривым тяжелым приспособлением, Семен подошел к Эреку – воды здесь ему было по пояс.
– Ну, давай подтягивай. Думаю, что драться он не полезет, но будь начеку!
Когда остатки катамарана оказались достаточно близко, Семен потянулся и накинул петлю на шею неандертальца. Тот не сопротивлялся. Успех придал уверенности: Семен взял нож в зубы, чтобы не тянуться за ним при необходимости, и полез еще глубже в воду: «Вряд ли он будет дергаться, пока ноги не коснулись дна».
Неандерталец, впрочем, вообще не был похож на живого – не двигался, не реагировал и непонятно, дышал ли.
– Сдаешься, гад? – прохрипел Семен, сжимая зубами лезвие. Ответа он, конечно, не получил – здесь такого понятия просто еще не существовало.
Опираясь кончиками пальцев в дно, чтобы не хлебать воду, Семен подобрался к неандертальцу и, готовый в любой момент схватить рукоять ножа, завязал второй ремень у него на запястье. Потом освободил собственный рот и сказал Эреку:
– Тяни к берегу – теперь, наверное, никуда не денется!
Когда остатки катамарана сели на мель, они вдвоем отодрали руки неандертальца от бортовых крепежей и поволокли его на берег. Там Семен на всякий случай привязал ему правую руку к соответствующей ноге, а все вместе – к дереву, и ослабил удавку на шее. Делать искусственное дыхание он не собирался, а просто стал ждать, злобно отбиваясь от слепней и комаров. Предстоял тяжелейший сеанс «ментальной связи», а эти насекомые решительно не давали сосредоточиться.
Этого мужика Семен, в общем-то, помнил. Он был обычным неандертальцем средних лет (наверное, около двадцати), умом и сообразительностью (в обычном понимании) не отличался, так что задача предстояла трудная: слово и мысль – глаза в глаза.
– «Кааронга?»
– «Да».
– «И давно ты им стал?»
– «Был всегда».
«Это совсем не означает, что от момента физического рождения, – расшифровал Семен. – Оно для них значит не больше, чем дефекация. Рождение – это получение имени или обозначения, которое проявит особь в этом мире. Кроманьонцы данную процедуру называют посвящением, но суть та же – настоящее рождение. А до такового данная личность не существовала, так что он не врет».
– «Кто из будущих людей (детей-подростков) может стать кааронга?»
– «Любой. Но не все».
«Происходит отбор самых достойных, – Семен пытался освоить не столько слова, сколько их многослойные смыслы. – Не лучших, а пригодных. Вероятно, со средним интеллектуальным уровнем и хорошими физическими данными. Вундеркинды для этого, наверное, не годятся».
– «Кто главный кааронга?»
– «Амма».
«Ну, конечно, а кто же еще?! В родном христианстве всевозможных орденов и сект было и есть неисчислимое множество, и каждая группа считает, что именно она имеет высшую санкцию. Эти же полагают себя не приближенными к божеству, а как бы непосредственными исполнителями его воли».
– «Кто ближе всех к Амме? Через кого люди (в смысле – кааронга) узнают его волю?»
– «Никто. Все».
«Врет. Врет на грани правды: сообщенная информация не соответствует объективной реальности, но соответствует субъективной. То есть он действительно так считает. Ладно, тогда по-другому…»
– «Кто из вас лучший (самый умный, самый красивый)?»
– «Все».
«Вот это другое дело! – обрадовался следователь. – Сказать вслух можно что угодно, но в памяти при этом мелькают образы. И некоторые из них, кажется, можно даже узнать».
Семен несколько раз повторил вопрос, меняя его аранжировку и напряженно «всматриваясь» в смутные «мыслеобразы». После третьей или четвертой «прокрутки» он пришел к выводу, что этих крутых кааронга пятеро, и троих из них он знает: двое были на катамаране, а одного он когда-то застрелил в распадке, справедливо приняв за главаря нападающих. Семен зацепился разумом за оставшихся двоих, попытался конкретизировать их облик и перекинуть пленному:
– «Они живы? Где они?»
– «Здесь».
– «Здесь – это что, это как?»
Дальше пошла почти бессмысленная тягомотина, связанная с различием в мышлении. Присутствуют ли означенные особи среди живущих? Да, конечно, но это совсем не значит, что они сами живы. Кааронга вообще как бы и не умирают, а перевоплощаются, что ли… В общем, изрядно помучившись, Семен пришел к выводу, что речь идет, скорее всего, о посторонних из прошлого этого неандертальца, о покойниках, наверное. Во всяком случае, повода для подозрений, что они затаились в «деревне», вроде бы нет.