Ловить мальца не пришлось – он явился сам даже раньше, чем вернулся «гонец». При этом его сопровождали два лоуринских пацана, проведших две зимы в школе Семхона. Они оживленно болтали между собой на совершенно непонятном языке и не обращали на взрослых никакого внимания. Кажется, они собрались кататься на лошадях…
Волшебный напиток не подвел: когда новая доза перекочевала из кувшина в организмы великих воинов, Кижуча осенила идея:
– А ну, подь сюда! – поманил он пальцем одного из своих мальчишек.
– Чего еще? – неохотно приблизился малолетка. – Нам на речку ехать надо!
Это прозвучало, конечно, невежливо, но лоуринские дети – они такие. Остальные, впрочем, не лучше…
– Щас ты у меня съездишь! – пригрозил старейшина. – Хочешь, чтоб ухи оборвали?
– Не, не хочу – больно будет.
– То-то же! Ты знаешь, зачем эти приперлись?
– Чего тут знать-то?! Посуды хотят нашей. И ткани – ихнему вождю на рубаху. Ну, я пошел…
– Стоять!
– Стою… – Парнишка вздохнул и с тоской посмотрел на двух сверстников, которые возились с лошадиным седлом.
Затею чужого старейшины имазры подхватили и развили. В результате никуда мальчишки не поехали, а приняли активное участие в переговорах. Самогонки, правда, им не дали…
Как выяснилось, дело обстоит таким образом. Глава клана имазров посылает вождю лоуринов подарок: двух верховых лошадей и мешок кремневых желваков высокого качества. Посылает все это он, конечно, совершенно безвозмездно – в знак уважения и дружбы. Однако главный имазр не обидится, если вождь лоуринов в свою очередь захочет ему подарить несколько керамических сосудов и кусок шерстяной ткани. Более того, мальчишка-имазр извлек из кармана довольно обтрепанный обрывок бересты и передал его сверстнику-лоурину. Тот развернул и, глядя на мелкие значки, довольно четко доложил, сколько и каких именно сосудов желает получить Ващуг, а также размеры куска ткани.
Изрядно уже окосевшие старейшины принялись хохотать. Но не над способом передачи информации, а над ней самой – предлагаемый обмен «подарками» показался им совершенно неравноценным. В итоге началось то, что люди будущего назовут словом «торг».
Этот торг закончился только к вечеру следующего дня. Хозяева и гости остались довольны друг другом, хотя последние дали значительно больше, а получили меньше, чем хотели. Зато они увезли с собой целый кувшин (довольно маленький) волшебного напитка – от нашего вождя вашему вождю. В последний момент старейшины вспомнили о магическом сражении, случившемся когда-то в форте Семена, и самогон слегка разбавили: во-первых, чтоб не горел, а во-вторых, нечего баловать!
Когда Семен узнал об этой истории, а случилось это довольно быстро, он оказался буквально в шоке.
«Как это понимать?! То есть, с одной стороны, конечно… Но с другой?! Да-а-а…
Последние несколько тысяч лет людям моего мира торговля кажется чем-то совершенно естественным. Считается, что она была всегда, а это далеко не так. Предыдущие десятки тысячелетий никто ничего не продавал и не покупал – люди вели натуральное, самодостаточное хозяйство и полагали, что все чужое опасно. Археологи, правда, фиксируют иногда на палеолитических стоянках предметы, чуждые той или иной «культуре». Однако если бы обмен и торговля были бы тогда обычным явлением, то никаких «культур» потомкам выделить бы не удалось. Впрочем, в этих вопросах я не специалист и судить могу лишь из общих соображений.
Что же произошло здесь и сейчас? Колдун и глава клана имазров возжелал получить предметы, которые являются продуктами чужой (и очень сильной!) магии. Он что, страх забыл?! Или просто очень сильно хочет? Последнее вероятней, потому что без страха он попытался бы просто отнять желаемое. Будучи колдуном, он совершенно справедливо считает, что добровольно (в обмен) отданные вещи значительно менее опасны. А что будет дальше? Если Ващуг не отравится едой из нашего горшка, если не покроется прыщами от новой рубахи, то… То его сосед-аддок тоже захочет и горшков, и тканей! Это что же начнется?! Вообще-то, считается, что торговля – путь к взаимопониманию. Увы-увы, не только к нему… Так или иначе, но главное событие уже свершилось – Рубикон, как говорится, перейден. Остается ждать последствий и пытаться контролировать ситуацию».
Ожидание оказалось недолгим: меньше чем через год Семену пришлось озаботиться введением некоей валюты.
«Что такого могут дать лоуринам соседи? Чего у нас нет или чего мы не можем добыть сами? Неандертальцы, допустим, получают посуду в обмен на керамическую глину – искать месторождение возле поселка я не стал из стратегических соображений. А остальные? Продукты питания и прирученных лошадей? Совсем не факт, что лоуринам нужно становиться всадниками – североамериканские индейцы дорого заплатили за такой шаг. Да и превращать степных охотников в гончаров и ткачей тоже не стоит – это утрата „экономической" независимости. Значит, не мясо и не лошади. Что же? О, придумал! Это достаточно безумно, чтобы сработать, – так почему нет? Сено!
Да-да, плотные связки сухой травы примерно одинакового размера. Зачем? Для жертвоприношений, конечно, потому что лоурины – очень религиозные люди. А попросту – подкармливать зимой мамонтов. Если этим животным помощь не понадобится, то сено благополучно сожрут олени и бизоны – охотникам только на пользу, если они будут держаться ближе к поселку».
Смешно, конечно, но затея с сеном прижилась и начала приносить свои плоды. Кижуч с Медведем заделались крутыми торгашами и даже самостоятельно изобрели некое подобие весов для оценки достоинства предлагаемых им «монет». К недовольству Семена, величайшей (можно сказать: сакральной!) ценностью среди кроманьонских племен сделался «волшебный» напиток, а попросту самогон. Семен ругательски ругал себя за то, что выпустил его производство из рук. Утешало только два обстоятельства: увеличивать производство, кажется, лоурины не собирались – высокие «цены» их устраивали. Соответственно, спирт оказался доступен лишь «главным людям», да и то в очень ограниченном количестве. Неандертальцы же его вообще не употребляли – оказалось, что алкоголь вызывает у них лишь токсикоз и сонливость.
Четвертый школьный год оказался трудным – Семен решил, что дошел, пожалуй, «до ручки». «Я теперь принимаю в школу по пять человек от племени или клана. Пять умножить на четыре будет, как известно, примерно двадцать. Если же двадцать, в свою очередь, умножить на четыре, то вообще получится восемьдесят! А вместе с детьми питекантропов и того больше. Способен ли один человек управлять такой толпой малышни? Нет конечно – смешно даже!»
Семен исхитрялся как мог: классы разделил на группы, для каждой из них назначил руководителя-старшеклассника, сформировал штат обслуги из местных неандертальских женщин, которые кормили и обстирывали детей. Последнее, впрочем, было необязательно, поскольку одежду, ставшую совсем уж грязной, во всех племенах было принято просто выкидывать. Тем не менее Семен настоял на том, чтобы шерстяные рубахи учеников время от времени стирались – ткань слишком ценный товар, чтобы им разбрасываться. Неандерталки этим делом, конечно, никогда раньше не занимались, но научились довольно быстро.