К следующей веревке Женька пристегиваться не стал, а просто полез вверх, держась за нее рукой. Однако пологий участок склона быстро закончился, пришлось зацепиться жумаром и толкать его перед собой, держа веревку внатяг: «Странно: ведь не было, кажется, здесь крутизны? Или была? Неужели?.. А вот именно!»
Маячивший впереди уступчик, на котором он рассчитывал передохнуть, оказался совсем и не уступчиком. То есть отдохнуть-то здесь можно, но…
Ветра как не было, так и нет, белесое это марево — туман пресловутый — и не собирается клубиться или кончаться, наоборот: видимый мир сузился до нескольких метров. Но то, что просматривается на этих метрах, однозначно свидетельствует о том, что в милый уютный вагончик на вершине Женька в ближайшее время не попадет. И значит, не будет ему сегодня ни тушенки, ни сгущенки, ни других радостей цивилизации.
Под ногами была тропа, а по ее обочинам росла трава. Густая и сочная, с цветочками — вот так! А веревка тянулась дальше в туман. Правда, склон там совсем пологий, и не нужна на нем никакая веревка, если только для ориентира. Собственно, можно просто пойти по ней дальше, но ведь был уговор, что он в первую очередь «топчет лыжню», «торит тропу» и разведывает путь сквозь миры…
Женька решил смириться с неизбежным и стал подводить итоги своих свершений: «Значит, так: сначала было ущелье. Я лихо спустился на дно и оказался в Мамонтовой степи. Назовем это „мир № 1“. Потом вернулся в исходную точку, стал подниматься по склону и оказался в „мире № 2“ — поплавал там на льдине. Теперь вот „мир № 3“… А может, оно само рассосется? Посижу, покурю (эх, не курю!), и глядь: нет уже ни тропы, ни травки, а тянется вверх обычный склон — ползи себе да ползи!»
Он уселся на тропу, поерзал по ней, потрогал руками: земля теплая, и это понятно — травка-то здесь совсем не северная, и запах… Он вдруг понял, что ощущает даже не один какой-то запах, а целый букет, и очень, надо сказать, знакомый букет! Он, конечно, подпортил свой охотничий нюх в мире Николая, но кое-что различить еще может: «Ведь так уже было: сейчас, сейчас вспомню!»
Но вспоминать не понадобилось. Только что он сидел спиной к склону и смотрел в непроницаемое белесое марево. И вдруг оно стало просвечивать: неспешно так, но быстро, вроде как солнца лучик блеснул, что-то там замаячило…
Женька зажмурился, потряс головой, глубоко вздохнул и открыл глаза: «Ну, здравствуй, Хаатика!»
Спина и шея окончательно онемели, когда старая Мааниту закончила свои манипуляции. «О, боги Священной горы, наконец-то!» — обрадовалась Эллана и, оттолкнувшись от подлокотников кресла, шагнула в межзеркалье, где можно видеть себя всю со всех сторон. Что ж, терпела она не зря: старая Ма знает свое дело! Волосы стали черными, блестящими и пушистыми, а лежали они так, словно и расческа-то их не касалась. Девушка тряхнула головой и крутнулась на одной ноге. Волосы взлетели густым веером и легли точно на прежнее место.
— Ну, как? — любуясь собой, спросила Эллана.
— Да так… — пожала могучими плечами Мааниту. — Под низ сгодишься!
Девчонка-помощница — одна из бесчисленных внучек (или правнучек?) — прыснула в кулак:
— Почему под низ-то?
— А потому: когда баба сверху, то все ейные недостатки видать сразу! — рявкнула Ма и глянула на родственницу так, что та уже не знала, куда деваться.
Эти девочки из провинции возникали и исчезали бесследно как-то сами собой. Элл давно уже перестала запоминать их имена. Так и звала их — «Внучками». Скорее всего, Ма обучала их, а потом пристраивала замуж или служанками-наложницами в хорошие руки. Сама же Мааниту безраздельно царила в доме Атель-ру-Баир-Кен-Тена, известного в народных массах под кличкой «Патиш», уже лет двадцать, а для Элл — просто всегда.
История появления Мааниту в столице империи была тесно переплетена со скандальной эпопеей королевы Шабриллы. Последняя была женой монарха небольшого, но очень древнего и очень независимого государства на юго-западной границе Хаатики. И в государстве этом как-то раз началась смута: однажды утром слегка протрезвевший народ с удивлением узнал, что вчера он заставил ненавистного правителя Марлетуна подписать отречение. В ходе дальнейших событий бывший король скоропостижно скончался после продолжительной болезни, а Шабрилла, имея поддержку широких народных масс и части аристократии, приняла на свои хрупкие плечи всю тяжесть правления. К сожалению, на эту ношу вскоре нашлись и другие претенденты, перевешать которых она не успела. В результате очередного переворота справедливость якобы восторжествовала, и безутешная бывшая королева Марлетуна кинулась искать защиты в столицу империи.
Ее пребывание в Хаатике чуть было и здесь не привело к смуте: оказалось, что мужчины совершенно не способны противостоять ее капризам и прихотям. Положение спас молодой и скромный, но совсем не бедный профессор историко-философского отдела Королевского университета. Перспективный ученый и талантливый преподаватель, глава древнейшего рода империи умудрился каким-то образом обуздать дикий, разнузданный нрав очаровательной Шабриллы — женщины, ставшей легендой еще при жизни.
Они жили счастливо? Или не очень? Трудно сказать… Лет через пять прилетела стрела — короткий тяжелый болт, выпущенный из плохого арбалета. Полоумный оборванец под пытками так и не сказал, кто его послал, кто заставил нажать спусковой крючок. Вполне возможно, что он и правда был одним из тех, кому она когда-то отказала.
И осталась дочь. А профессор стал капитаном стражей короны. Сначала, правда, он был рядовым. Стражи короны — это те, кто, формально, должен охранять дворцовые хозяйственные постройки, а неформально… От дальнейшего повышения по службе Питиш уклонялся. Он и так знал, что реальную власть над столицей делит только с одним человеком — главой гильдии ассенизаторов.
Мааниту появилась вместе с Шабриллой — то ли служанка, то ли охранница, то ли подруга для однополой любви, а может быть, все сразу. Эта крупная женщина в молодости была очень красива, но рядом с маленькой изящной Шабриллой мужчины ее просто не замечали.
Эллана, конечно, этого не помнила, но рассказывали, что именно она не дала уйти Мааниту после смерти матери. Та осталась в доме Патиша и с годами плотно вросла в жизнь почти всех аристократических семейств столицы. Дело в том, что Ма владела удивительным искусством делать женщин красивыми; чуть-чуть подправить прическу, капля косметики, а духи лучше вот эти и вот сюда; осанка, жест, мимика — и немолодая, измученная изменами мужа матрона уже не знает, как разорваться между юным любовником и вдруг воспылавшим мужем. Бесцеремонная, фантастически грубая Мааниту сделалась лучшей, доверенной подругой чуть ли не всех знатных дам Хаатики. Из-за нее ссорились, плели интриги. Всяких секретов она знала, наверное, больше любой тайной канцелярии, но утечек не допускала: и помыслить было нельзя, чтобы Мааниту кому-нибудь что-то о ком-то сболтнула.
Мероприятие, к которому Ма, не жалея сил, готовила сейчас Эллану, случалось ежегодно. Это был праздник, религиозную подоплеку которого все давно забыли. Смысл его заключался в том, что на этом балу-сборище в Большом Зале королевских приемов аристократия Хаатики демонстрировала друг другу своих отпрысков, которые за истекший год стали совершеннолетними. Строгого ритуала не было, зато была масса нюансов и тонкостей, копившихся веками. Так, например, Атель-ру-Баир-Кен-Тена, он же Патиш, не мог получить приглашения на этот бал. Более того, он счел бы себя глубоко оскорбленным, получи он такое приглашение! И это потому, что формально он считается одним из тех, кто сам должен эти приглашения рассылать, решая, кому стоит присутствовать, а кому нет. Но, с другой стороны, табель о рангах никто не отменял, а по этой табели место капитана стражей короны не дальше лестницы у парадного входа. Однако Патиш — мужик не слабый и, как говорит Ма, «в заднице настеганный» — он и сам разберется, а вот Эллана… С одной стороны: девочка — никто, и зовут ее никак, но с другой стороны… А ведь ей в этом году исполнилось шестнадцать: не появиться на балу значит навсегда вычеркнуть себя из списка тех, в ком течет голубая кровь. Родной папочка явно не собирается официально вводить свою внебрачную дочь в высшее общество. Там, в этом обществе, уже вращаются с полдюжины его законных детей от трех жен, причем с последней он, кажется, формально так и не развелся. Но нуждается ли в приглашении дочь самого Атель-ру-Баир-Кен-Тена и экс-королевы Шабриллы? Может быть, ее присутствие для всех является само собой разумеющимся, и никто просто не посмеет послать приглашение? А если приглашение все-таки будет, как на него реагировать?