След кроманьонца | Страница: 82

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Вар-ка все работал лопатой, но больше ничего не попадалось. Зато в ребро начал толкаться бес. Да-да: толкать в ребро и тянуть за язык!

— Наиболее распространенным креплением деревянных пластин является металлический, обычно железный, стержень, который с одного конца заострен, а с другого имеет расширение. По-видимому, по этому расширению наносили удары, которые заставляли стержень погружаться в древесину. Он прокалывал две, реже — три древесных пластины и, вероятно, за счет трения скреплял их. В ряде случаев заостренный конец стержня, оказавшийся снаружи, загибался, что увеличивало прочность крепления. В раннеиндустриальную эпоху получили распространение крепления в виде металлических стержней с винтовой нарезкой, которые погружались в древесину не ударами, а путем надавливания и проворачивания их вокруг продольной оси. Я не удивлюсь, если при детальном исследовании вот этих отверстий окажется, что на внутренней поверхности они несут следы винтовой нарезки.

Наиболее загадочными и, не побоюсь этого слова, таинственными элементами являются так называемые резные овалы. Вот эти две деревянные пластины, будучи сложены вместе, образуют просвет в форме неправильного круга. Я не стану утомлять ваши изможденные организмы перечислением всех гипотез и версий относительно происхождения и назначения этого элемента. Отмечу лишь крайние точки зрения: он символизирует солнечный диск или, наоборот, представляет собой окно в потусторонний мир. Вполне вероятно, что в этом окне поклонники культа надеялись увидеть лики своих божеств, не исключено также, что через него духам или демонам передавались жертвоприношения. Наиболее перспективным путем решения проблемы представляется расшифровка надписей на внутренних поверхностях сооружений. Как известно, надписи и рисунки в древности делались углем, графитом или обломками мягких известковых пород, а также вырезались острым инструментом. Сохранилось значительное количество изображений, которые однозначно свидетельствуют о том, что культ включал в себя оргаистические и фаллические элементы. В этом вы легко можете убедиться сами: перед вами хорошо сохранившиеся стилизованные изображения мужских и женских половых органов, выполненные на дереве тонким графитовым стержнем. Сопутствующие им надписи после расшифровки позволят узнать…

— Нет, не позволят!

Вар-ка воткнул лопату в отвал и безмятежно улыбнулся.

— Что вы сказали, молодой человек?

— Ну, я уже не очень молодой, но вам, наверное, виднее. По-моему, все, что там нарисовано и написано, науке должно быть давно известно.

— Смелое утверждение! Может быть, вы расскажете нам, что это такое?

— Это? Вот ЭТО? Сортир, конечно…

— ??

— Ну, туалет такой, типа «сортир». Место для отправления естественных надобностей организма: дефекации там, мочеиспускания… А что? Не похоже?

Преподаватель хотел что-то сказать и не смог. Студенты тоже молчали. Пауза затягивалась. Вар-ка уже жалел о содеянном, но отступать было поздно. Он выдернул свою полуштыковую лопату и стал лезвием изображать на земле:

— Вот смотрите: в грунте выкапывается яма, а сверху сооружается деревянный домик или будочка. Внутри над ямой делается настил с дыркой, в которую все и отправляется. Когда яма наполняется, ее очищают или просто засыпают землей, а будочку переносят на новое место. Вы такими туалетами давно не пользуетесь, и унитазы у вас какие-то хитрые — с программным управлением, но похожие рисунки и надписи я кое-где здесь видел.

Студенты загомонили, но преподавателю было не до них: он напряженно сопоставлял схему, нарисованную Вар-ка, и разложенные обломки. Кажется, все сошлось — лицо его просветлело, а в глазах появился азартный блеск:

— М-м-м… Занятие мы продолжим завтра. Надеюсь, вы сможете подготовиться и внятно ответить на вопросы!

Он повернулся и торопливо зашагал к домикам. Кто-то лихо подмигнул Вар-ка, кто-то хлопнул его по плечу, а одна из девиц поцеловала в лобик:

— Ты просто прелесть, Вар!

В нижней части склона у самой реки были вскрыты совсем уж древние слои. Наверное, в них не ожидалось ценных находок, поэтому народу здесь было мало. Вар-ка бродил между раскопами, рассматривал кости, черепки, обломки бревен, и на него таинственно-тоскливой волной накатывало предчувствие разгадки. В одной из ям старичок-профессор орудовал совком и щеткой — освобождал от грунта обломки наклонно торчащих бревен. У него, конечно, не было необходимости самому работать руками, но он, похоже, просто получал от этого удовольствие. Когда неровный ряд пеньков различной толщины был очищен на протяжении метров трех, старичок отложил инструмент, присел отдохнуть и заметил Вар-ка, сидящего наверху на корточках.

— Молодой человек, вы интересуетесь древней историей?

Вар-ка пожал плечами:

— Когда-то я слышал присказку: человека спросили, любит ли он помидоры; человек ответил, что кушать их он любит, а так — нет… Вот и у меня с историей дело обстоит примерно так же.

— Забавно, забавно! Это не вас ли недавно выловили в лесу?

— Меня не выловили, я сам пришел.

— Ладно, это не важно! Скажите лучше, вы представляете себе, как были устроены эти жилища?

«Ну вот, опять влип: профессор явно желает общаться», — подумал Вар-ка, но решил идти до конца — не пристрелят же…

— Конечно, представляю — вздохнул он. — К естественному уступу на склоне прислоняют палки и бревна — все подряд, которые удастся найти поблизости. Обычно их приносят с берега после паводка. Под ними образуется свободное пространство, а снаружи их накрывают кусками шкуры. Чтобы места было больше, основание обрывчика иногда подкапывается. Собственно, это может продолжаться очень долго — и подкапывание, и добавление новых бревен на крышу-стену. Если несколько лет подряд еды всем хватает, то народу становится много, и строятся новые жилища или удлиняются старые. В голодные годы часть землянок пустеет, и соседи разбирают их на дрова. Когда место выбрано неудачно или уступ подкопан слишком глубоко, он обваливается и засыпает все, что там было. Иногда вместе с людьми. Вот, наверное, что-то такое вы сейчас и раскапываете.

Ученый слушал с напряженным вниманием.

— Так, так, молодой человек… А вход? А очаг?

— Ну, вход… Если землянка маленькая, то вход обычно с торца — там шкуру можно повесить. Если же старая и длинная, то прямо в стене раздвигают или убирают несколько бревен. Вон, видите просвет между пеньками — тут, наверное, и лазили. Костер жгут внутри, и дым идет наверх, где концы бревен, — там обычно дыра такая, что небо можно рассматривать. А над костром — котел. Толстый такой, глиняный. В смысле — из обожженной глины. Он на ремнях к бревнам подвешен. Ремни ссыхаются, перегорают и рвутся — тогда подвязывают новые, а обрывки старых так и свисают, горят и воняют. Котел висит всегда, его не снимают, пока не развалится, а трещины глиной замазывают.

— Керамика местная?

— Нет, такие посудины здесь не делали. Их получали от соседей в результате обмена. Впрочем, котлы были не у всех: некоторые обходились каменными или деревянными корытами, в которые наливали воду и опускали раскаленные камни.