«Ладно, – вздохнул Семен. – В конце концов, мне не надо ни с кем соперничать, мне нужно нечто убойное, но простое в изготовлении и использовании. По сути, что такое арбалет или самострел? Это короткий тугой лук, закрепленный в деревянном ложе, приспособление для натягивания тетивы и спусковой механизм… А ведь это, пожалуй, может и получиться!»
Руки чесались немедленно приступить к работе, но Семен удержал себя и целый день посвятил теоретическому решению инженерно-технических проблем.
«Лук придется делать составным – тело деревянное, а плечи из фрагментов оленьего рога (крепеж – сухожилия и полоски шкуры). Ложе – целый кусок дерева (желательно изобразить нечто вроде приклада). Механизм натягивания тетивы простейший (как у русского самострела): спереди на ложе крепится „стремя“, а к поясу стрелка привязывается крюк (из того же рога). Нога вставляется в стремя, стрелок наклоняется, цепляет крюком тетиву и, разгибая корпус, натягивает ее до зацепа».
Больше всего пришлось помучиться с изобретением спускового механизма – как ни крути, а нужно хоть немного металла. В конце концов Семен и эту проблему осилил, решив пожертвовать ключами от дома родного. Правда, получилось так, что отпускать стопор придется не указательным пальцем, а большим. По сути, зацеп для натянутой тетивы – это просто выступ деревянного ложа. Ясно, конечно, что после нескольких «пусков» от этого выступа ничего не останется, каким бы твердым ни было дерево. Чтобы этого избежать, выступ надо усилить металлом – круглой плоской головкой ключа. А если его закрепить на поперечной оси, то он заодно станет маленьким рычажком, который будет сбрасывать тетиву с зацепа. Все это очень грубо, примитивно и неудобно – при натягивании тетивы одной рукой придется придерживать ключ на выступе, чтобы его не своротило набок. С другой стороны, в такой конструкции почти нечему ломаться и изнашиваться, а это серьезное достоинство.
«Итак, – подвел итог Семен, – теоретические решения базовых проблем найдены. Можно засучивать рукава, которых нет и в помине, и браться… М-да, а за что конкретно браться? Деревяхи подходящей для ложа нет, рогов тоже нет – все нужно искать».
Пришлось организовывать экспедицию в степь – рога, как известно, в лесу не растут. Семен готов был топать до места убиения оленя и тосковал, представляя, какое расстояние придется пройти. Но все обошлось «малой кровью» – километрах в трех от границы леса он наткнулся на следы чьей-то давнишней удачной охоты. Тут нашлась и пара рогов, прокаленных на солнце, и масса костей, правда, почти все они были раздроблены чьими-то мощными челюстями.
– «Кто здесь был?» – спросил Семен у волчонка, который рыскал где-то поблизости.
– «Гиены», – последовал молчаливый ответ.
«Ну да, конечно, – вспомнил Семен, – гиены тоже входили в состав „мамонтовой фауны“, только они были, кажется, не обычными, а „гигантскими“. Милое дело…»
Когда волчонок понял, что Семен, загрузившись падалью, собирается возвращаться в лагерь, разочарование его было беспредельным. Оно просто граничило с возмущением, как будто его лишили чего-то, принадлежащего ему по праву: он не был голоден, он желал ОХОТЫ!
Человек почувствовал это настолько остро, что не выдержал и сбросил свой груз на землю.
– «Иди сюда! – позвал Семен и, перехватив посох, принял боевую стойку. – Сейчас я устрою тебе охоту!»
Он «мутузил» волчонка минут тридцать, до полного изнеможения – и его, и своего. Надо сказать, что справляться с ним раз от раза становилось труднее: волчонок быстро рос, наливался силой и почти ничего не забывал из полученных уроков. Оставалось радоваться, что древесина посоха достаточно плотная и пока еще не сильно страдает от волчьих зубов. Семен очень надеялся, что «тренирует» не собственного убийцу. С другой стороны, отказать в «игре» волчонку у него просто не хватало силы воли.
* * *
Работа закипела. При наличии столь обильного и разнообразного инструмента (нож, кремневые скребки, камни) каждую деталь можно было обрабатывать неделями, если не месяцами. Но Семен решил быть «ближе к природе» и максимально использовать готовые, так сказать, формы.
Новоявленный мастер-оружейник и раньше не рассчитывал, что сможет изготовить нечто изящное, но то, что получилось в итоге, испугало его самого. Агрегат весил не меньше восьми килограммов (а скорее, все десять) и состоял из лука длиной чуть меньше метра и ложа с прикладом общей длиной примерно сто двадцать сантиметров. Тетива из бережно сохраненной капроновой веревки, многократно усиленной сухожилиями, была толщиной с его мизинец. Семен отрегулировал ее длину так, чтобы она не была напряженной, когда оружие не взведено.
Семен не ошибся в том, что плечи лука будут сгибаться до нужного положения – не зря, оказывается, их когда-то мучили в институте ненужным сопроматом, но вот в том, какое для этого потребуется усилие, он просчитался. Первая попытка натянуть тетиву до «зацепа» привела к тому, что, не выдержав нагрузки, оторвалось «стремя». Пришлось усиливать крепеж, что добавило оружию еще добрых полкило веса. Вторая попытка была более успешной: до «зацепа» оставалось совсем немного, когда Семен почувствовал, что его сейчас просто разрежет пополам. Пришлось кроить и шить из шкуры сложную обвязку, чтобы хоть как-то распределить нагрузку на корпус стрелка.
И вот исторический (точнее – ДОисторический) момент настал: оружие взведено! Семен вытер пот со лба и вложил в желоб тяжелую толстую палочку, длиной сантиметров сорок, – заготовку для будущей стрелы. «Ну, с Богом! – сказал он, направляя оружие вдоль песчаной косы. – Только бы ничего не отвалилось после выстрела! Хотя чему тут отваливаться?»
И спустил тетиву.
Он специально выбрал для испытания такое место, чтобы потом подобрать стрелу и прикинуть дальность полета. Ничего не вышло: свой снаряд он так и не нашел – ни на трехстах метрах, ни дальше. «Моща, однако», – подумал Семен и почесал ушибленное отдачей плечо.
Считать дни Семен перестал давно. Как-то раз он забыл сделать вечером очередную зарубку на своем «календаре». На другой день вспомнил об этом, но идти в лагерь специально для этого поленился и отложил дело на потом. А вечером, разумеется, вновь забыл. Когда же он добрался до заветной палочки, то обнаружил, что не может вспомнить, сколько дней прошло после последней отметки – четыре или пять? Он устал за день, голова была занята другим, и он махнул рукой: «Какая, в конце концов, разница?» К собственному удивлению, без счета дней Семен испытывал не больше дискомфорта, чем без часов. Все эти меры времени в первую очередь нужны для координации действий между людьми, а с кем ему координироваться? В итоге он не смог точно определить, сколько провозился с арбалетом – дней семь-восемь, наверное.
Погода стояла жаркая, и посуда сохла прямо на глазах – только успевай поворачивать. Да и продукт, заквашенный в яме, вел себя прекрасно: тихо побулькивал и распространял вокруг себя такой аромат, что пролетавшие поблизости стрекозы и бабочки падали на землю и лежали, вяло шевеля лапами. Семену очень хотелось пострелять в мишень из новой «пушки», но он решил это дело отложить – как бы продукт не перекис. Пора было озаботиться тарой.