— А что? — спустя несколько минут сказала Лана. — План вполне реальный. Только здесь вопросов больше, чем ответов. Кто заманит Чабисова на яхту? Есть ли такие сверхмалые подводные лодки сейчас? Кто полезет за Чабисовым на судно? В какую страну его можно доставить, чтобы затем переправить на Урал? — Лана готова была продолжать и дальше свой перечень явно нерешаемых вопросов, но Дин остановил ее жестом руки.
— Другого выхода все равно нет. На суше мы его вообще никак не возьмем. Или возьмем с боем. А это скандал, ненужные трупы. И тогда что толку от ваших трибуналов, если для того, чтобы наказать одного подонка, вы положите уйму честных, порядочных, храбрых ребят как с одной, так и с другой стороны, вся вина которых лишь в том, что они выполняли свой долг? Поэтому давай так: сегодня набросаем более или менее подробный план, ты его зашифруй и отправь на согласование Гондалеву. Не зря же нас доставили на эту яхту! То есть. Мы в лице Бенетти имеем союзников. И союзников грамотных. Кроме того, я тебе уже говорил, что итальянские боевые пловцы одни из самых лучших в мире. Именно с них все и начиналось. Они еще во время Первой мировой войны сумели проникнуть на базу австро-венгерского флота и потопить линкор с каким-то фантастическим названием. Как же его? Сейчас вспомню, не мешай. А, вот! «Вирибус Унитис». Класс. Не вся память пропита! А если учесть, что у них не было за последние годы ни перестройки, ни реформ разрушительных, значит, они сохранили и кадры, и базы подготовки, и оборудование. Так что сядем с Бенетти и подумаем, как все это довести до ума!
В тот же вечер план был отправлен в Екатеринбург. Ответа не пришлось ожидать долго. Уже на следующий день к обеду они получили добро из центра. Им давался карт-бланш на проведение операции и привлечение необходимых сил и средств со стороны. Ближе к полуночи на вертолете прилетел Бенетти с молодым красивым мужчиной лет тридцати, сочетавшим в себе лучшие черты итальянской и арабской породы. Спустившись с трапа, он с широкой подкупающей улыбкой протянул Дину руку и представился:
— Руди. Руди Самир.
После того разговора с Руди Самиром, в ноябре 2010 года, не прошло и недели, как в жизни Алессии стали происходить малообъяснимые события. Прежде всего она неожиданно получила письмо от своей давнишней подруги Кати Куоги, которая уже много лет работала корреспондентом солидного итальянского телеканала в Москве. Та приглашала ее приехать погостить к ней в Россию на Рождество. Алессия давно мечтала познакомиться с этой загадочной страной, к которой ее родные всегда относились с большим уважением. А потому приняла приглашение Кати, и вскоре та встречала ее в Шереметьеве.
Они не виделись уже много лет. Но Алессия сразу заметила свою подругу, которую знала фактически со дня ее рождения. Мать Алессии и отец Кати были не просто друзьями. Они в течение многих лет были деловыми партнерами, соучредителями одной из самых эффективных консалтинговых компаний, специализирующихся на работе в постсоветском пространстве. А потому девочки проводили вместе много времени и даже стали по достижении совершеннолетия со-владелицами магазина по продаже канцтоваров. Однако бизнес этот особой прибыли не приносил, да и далек он был от личных устремлений обеих, а потому был вскорости закрыт. Тем не менее он дал возможность вступившим во взрослую жизнь девушкам заняться тем, что им было больше по душе. Алессия стала психологом, а Катя, названная русским именем дедушкой-коммунистом, преклонявшимся перед Советским Союзом, пошла в журналистику и очень быстро состоялась в профессии. Со временем она сделала хорошую карьеру и уехала работать спецкором в российскую столицу.
Девчонки обнялись и побежали на аэроэкспресс, который должен был отойти через пять минут. Пропускать его не хотелось, потому что следующего пришлось бы ждать целых полчаса. А это, учитывая нетерпенье молодости и стремление побыстрей оказаться в городе, было слишком долго.
По дороге Алессия слушала нескончаемую болтовню Кати и пыталась одновременно разглядеть новый для нее мир, о котором она столько слышала в детстве. Надо сказать, мелькавший за чисто вымытым окном экспресса пейзаж ее не вдохновил. «Но ничего, — подумала она, — у нас в Милане вдоль железной дороги картинки не лучше».
Через полчаса поезд остановился на Белорусском вокзале, и подруги вышли на привокзальную площадь, которая поразила Алессию обилием строительной техники, перекрытым то тут, то там мрачными заборами пространством и настоящей грязью.
— Этот бардак длится здесь уже более двух лет. Все раскопали, говорили, что будут строить суперразвязку, но деньги, наверное, все украли, а про стройку забыли. Здесь раньше в центре площади стоял красивый памятник Максиму Горькому.
— Горького я знаю. Он был пролетарским писателем. Его очень ценили дедушкины друзья. Он, по-моему, даже в Италии у нас жил какое-то время.
— Жил-жил, не тужил. На Капри. Я туда ездила года два назад. Но потом зачем-то вернулся в СССР. Сталин уговорил.
— Я даже читала что-то его. Какой-то роман. И рассказы.
— Да нет. Он был классный. Наши коммунисты его любили. Да и здесь относились будь здоров! Центральная улица в Москве носила его имя. Станция метро была. Города названы в его честь. Потом, с победой капитализма, все это отменили. И памятник сняли. Они вообще почему-то любят с памятниками бороться. Я тебе потом покажу в центре города. Там стоял такой большой шикарный памятник Дзержинскому, — последнее слово далось Кате с трудом, поскольку итальянский язык явно не был предназначен для произнесения столь сложного имени.
— Кому, кому? — не поняла Алессия.
— Неважно. В общем, какому-то главному другу Сталина, который был капо [13] их секретной службы и всех отправлял в Сибирь.
— Понятно, — Алессия слушала Катю в пол-уха, сосредоточив внимание на том, чтобы не поскользнуться и не упасть.
— Я этот памятник, правда, уже не застала. Его снесли лет 20 назад, сразу после великой капиталистической революции 1991 года. Так вот, мои русские старшие товарищи говорят, что памятник-то убрали, а поставить что-то вместо него так и не смогли. И теперь площадь стоит, будто ее оскопили. Жалко! — Катя тянула Алессию за собой по чавкающей грязи из растаявшего снега, продолжая без умолку тараторить. — Зимой здесь дороги поливают какой-то гадостью. Она хорошо борется с наледью, но плохо отмывается с обуви и полов в жилых домах и квартирах. Они ее рассыпают везде, а потом ничем не смывают. Оттого зима здесь черно-грязного цвета. И машины потому вечно грязные. И одеваться здесь лучше во все черное или серое, — Алессия еле поспевала за Катей, которая стремительно прокладывала себе путь сквозь толпу людей, хаотично двигающихся по узким проходам вдоль вокзального здания.
«А вокзал-то какой красивый!» — не успела Алессия подумать об этом, как Катя, словно прочитав ее мысли, сказала:
— У них вообще все вокзалы такие красивые, старинные, как дворцы. Но все такое неухоженное!