Бэт было настолько интересно с Дином, они так много времени проводили вместе, что она даже не заметила, как оказалась с ним в одной постели. Это произошло без всякой пошлости, абсолютно естественно. Он оказался хорошим любовником и чутким партнером, с которым она чувствовала себя в абсолютной безопасности. Возникшая на второй день в Будапеште близость не осложнила их взаимоотношений. Напротив, они стали более доверительными. У них не было претензий друг к другу. А следовательно, не было обид и упреков, этих вечных спутников межличностных взаимоотношений. Они встречались два-три раза в год, проводили вместе несколько дней, и ей этого было достаточно, чтобы чувствовать себя счастливой. Дин, понимая, что после каждой такой встречи Элизабет должна что-то писать в своих отчетах о командировках и встречах с агентом Дьюком, снабжал ее информацией, которую черпал из абсолютно открытых источников, но которая при определенной обработке и подаче могла быть интересной для ее начальства. Отсутствие же какой-то конкретики она успешно восполняла сведениями от других агентов, благо их число в ее агентурной сети в России расширялось пропорционально увеличению эмиграции из нее в Британию и другие страны.
Да-да! В России дела шли все хуже и хуже. И чем больше официальные лица этой вконец замученной коррупцией и откровенным цинизмом правящей элиты страны заявляли об успехах, инновациях и модернизациях, тем меньше на что-то способных людей желало жить в ней. За очень короткий срок число выходцев из России, проживавших только в Англии, возросло до 800 тысяч. Они становились неисчерпаемым источником информации для Бэт и ее подразделения, поскольку охотно рассказывали о том, что происходит в России, за стенами Кремля и в региональных центрах влияния. При этом никто из них не считал себя предателем, поскольку сливал информацию не за деньги, а за просто так. В нескончаемых беседах о судьбах многострадального отечества в многочисленных лондонских пабах и ресторанах. Так что отдел Элизабет Ботвелл процветал, начальство было довольно, она успешно продвигалась по служебной лестнице, не давая никаких поводов для досужих домыслов и подозрений.
Правда, после дела Литвиненко [36] все службы «Сикрет Сервис», допустившие гибель этого важного для нее человека, подверглись тщательной проверке. Но за безопасность Литвиненко отвечала не она, а потому лично на ее карьере этот досадный инцидент никак не отразился. Более того, учитывая особую важность для британских спецслужб некоторых осевших на постоянное место жительство в Лондоне российских граждан, кураторство над ними было поручено отделу Бэт, которое сопровождалось дополнительными финансовыми вливаниями, льготами и привилегиями.
После развала Российской Федерации количество ее подопечных значительно возросло. Теперь она лично отвечала за безопасность таких бонз, как Чабисов, Шахревич, Бурбулис, и прочих ВИПов. [37] Но не это ее беспокоило в последнее время. Гораздо больше ее волновало отсутствие связи с Дином, который уже около двух лет не подавал признаков жизни. Она всякий раз порывалась набрать заветный номер телефона, но затем откладывала звонок до лучших времен. На самом деле она боялась позвонить и узнать, что с Дином что-то случилось. Его исчезновение совпало по времени с крушением России, и он мог стать жертвой каких-либо разборок. А так бы хотелось его увидеть, почувствовать его прикосновение, услышать его голос…
— Мисс Элизабет! Мисс Элизабет!! — громкие крики с палубы вывели Бэт из состояния транса. — Срочный звонок из Лондона!
Бэт быстро собралась с мыслями, подплыла к яхте, стремительно взлетела по трапу на палубу, где ей тут же передали телефон.
— Ты чем там занимаешься? — в голосе Пола звучали нотки недовольства.
— Плаваю, — призналась Бэт.
— Нашла время! — пробурчал шеф, которому, судя по всему, опять грозила бессонная ночь.
— А что-то случилось? — Бэт посмотрела на висящие в кают-компании часы и поняла, что в Лондоне сейчас около четырех часов утра, а значит, случилось что-то экстраординарное, раз Пол Хантерс позвонил ей в это время.
— Случилось!!! Чабисов жив, и он на Урале…
Чабисов лежал на узкой камерной койке поверх одеяла. Наверное, это не разрешалось, но он плевать хотел на правила этих мерзавцев, посмевших выкрасть его столь наглым способом и доставить сюда. Они еще пожалеют, что связались с ним! Гады, гады, гады!!! Он ворочался с боку на бок, потом вскакивал и метался по узкому пространству камеры. Ему было тесно, ему не хватало воздуха, а самое главное — его душила бессильная злоба на эту гэбню, на собственную службу безопасности, на самого себя. Лишь воспоминания об Алессии не вызывали у него гнева. Наоборот, мысли о ней как-то сразу успокаивали его. Вот и сейчас, стоило ему о ней подумать, как по телу сразу же разлилось приятное тепло, нахлынули воспоминания об их близости, о…
Замок в двери неприятно заскрежетал. Чабисов очнулся от нахлынувших на него воспоминаний и приподнялся на кровати. На пороге стоял человек приблизительно его возраста, невысокого роста, с выправкой военного: «Генерал Лазуренко. Председатель Комитета госбезопасности Уральской Республики», — представился он.
— И что? Прикажете к вам так обращаться? Товарищ генерал?! — Чабисов сверлил вошедшего ненавидящим взглядом, что тому, судя по его поведению, было абсолютно безразлично. Он спокойно прошел вглубь камеры, к стоящему у торцевой стены железному столу, и сел на намертво прикрепленный к полу стул: — Вы можете называть меня Феликсом Игоревичем.
— Железный Феликс! — желчно усмехнулся Чабисов. — Я вас вообще никак не буду называть. Я объявляю голодовку. И не произнесу ни слова, пока не встречусь со своим адвокатом.
— Это ваше право. Только я попросил бы вас сначала выслушать мои предложения. Я пришел сюда для того, чтобы попытаться заключить с вами обоюдовыгодную сделку… — Чабисов метнул на посетителя заинтересованный взгляд, что не осталось незамеченным опытным оперативником. — Я вижу, что вас это не оставило равнодушным. Обещаю, что наш разговор не будет никогда предан огласке. Более того, если вы сами когда-нибудь на него сошлетесь, я заявлю, что это выдумки и ложь.