На глазах Олега выступили слезы, и он торопливо вытер их кулаком, чтобы никто не заметил. Плакать около барной стойки «Дягилева» было просто неприлично! Мотать сопли на кулак можно в каком-нибудь баре «Последняя капля», а здесь полагается быть победительно-успешным. Олег выпил шестую стопку. А может быть, Костя прав? Туполев, прежде чем стать великим конструктором, наверняка мастерил резиномоторные планеры и делал это с не меньшей страстью, чем разработку стреловидного крыла сверхзвукового Ту-144. Может быть отрешиться от пресловутого «статуса» и просто радоваться своему делу? Ведь работа Олега совсем не скучна! Каждый договор требует своего подхода. Бабульки, которые подчас готовы собирать бутылки, получают потом хорошую пенсию. А каким счастьем сияли глаза Ольги Сергеевны, когда она вернулась из Парижа! Вспомнив Ольгу Сергеевну, Олег улыбнулся: да, в его работе был смысл, кроме денег. И можно было получать от нее удовольствие. Кстати, какая же он свинья! Забыл купить Ольге Сергеевне монитор. Завтра же найдет самый лучший и привезет ей в подарок. Она уже глаза, наверное, поломала о тот старый пузырь. А еще… А еще он попробует все-таки помириться с Костей.

Настроение Олега улучшилось. Он выпил еще стопку текилы, повел расфокусированным взглядом по сторонам и справа от себя вдруг обнаружил старых знакомых – Карину и Соню, приснопамятных блондинку с брюнеткой.

– Ба-а! – проорал Олег во всю глотку, чтобы перекрыть грохот музыки. – Кого я вижу!

Девушки повернулись к нему. Судя по их удивленному виду, они узнали Олега, но не могли до конца поверить, что его сюда пустили. Потом Карина просканировала взглядом его рубашку. Олег заметил это и довольно подумал: «Джан-франко Ферре, пятьсот баксов, хули ты думала!» Карина фыркнула, наклонилась к Соне и что-то ей прошептала.

– … лох поднялся… – долетело до Олега.

Девушки отвернулись и слегка отодвинулись.

– А чего вы такие, «в образе»? – насел на них Олег. – Цену себе знаете, да?

Соня поджала губы. «Да, знаем, и для тебя эта цена высока», – говорил ее надменный взгляд.

– Да ладно, расслабься! – усмехнулся Олег. – Двести баксов в час твоя цена! С аналом – триста!

Соня с Кариной посмотрели на Олега с таким ужасом, словно он потряс у них перед лицом живым тарантулом. Олег загоготал. В это время к девицам подошел широкоплечий амбал, холодный и наглый взгляд которого сразу определял его как «своего» для большинства девушек и «чужого» для Олега. С радостным возгласом он обнял Соню с Кариной за плечи – те повисли у него на шее.

– Здорово, котятки!

– Приветик! Мяу!

– Как вы здесь?

– Да так… – скуксилась Карина.

– Что такое?

Карина показала на Олега.

– Нам тут человек позитив рушит.

– Этот, что ли? – уточнил амбал, окинув Олега оценивающим взглядом. – Сейчас все решим, не вопрос!

И, намотав на кулак воротник рубашки от Джанфранко Ферре за пятьсот долларов, амбал потащил Олега к выходу.

– Да, ладно, чувак, чего ты… – пытался сопротивляться Олег.

– Идем, епта!

Амбал выволок Олега на улицу как нагадившего в доме щенка, приподнял за шиворот и развернул лицом к фейсконтрольщику.

– Паша, вот это говно сюда больше не пускай! – потребовал он и спустил Олега с лестницы.

Олег низвергся по ступенькам, влетел в толпу и унизительно растянулся на асфальте. Падая, он услышал что-то про «черный список» и понял, что вход в это место закрыт для него теперь навсегда.

Несколькими часами раньше Костя стоял на лестничной клетке перед квартирой Алины и торопливо дописывал какое-то послание на вырванном из блокнота листке. Закончив, он сложил лист вдвое и вставил в дверь. Уйти он не успел: двери подъехавшего лифта раскрылись, и на площадку вышла Алина – утратившая внутренне сияние, усталая, без букета. Костя стушевался так, словно его застали на месте преступления.

– Ты что-то быстро, – пробормотал он.

– Я уехала, как только увидела, что тебя нет. Что-то случилось?

Костя отвернулся, пряча глаза.

– Алина, я… слышал ваш разговор… Давай не будем ничего говорить…

– Костя, я не подписала контракт! – перебила его Алина.

– Как? – опешил Костя.

– Я не могу уехать, не решив, как быть с тобой. – Алина подошла ближе и вскинула на него трогательный, беспомощный, виноватый взгляд. – Я не могу все перечеркнуть. Я люблю тебя.

Костя переступил с ноги на ногу. Этого он и боялся. Алина оказалась перед неразрешимым выбором. Она не могла отказаться от блестящей балетной карьеры – не могла принести в жертву этой карьере свои чувства. Костя представлял, как она изведет себя. В конце концов, примет решение, которое в любом случае будет для нее губительным. Если она выберет карьеру, то будет казнить себя, что предала любовь. Если выберет любовь – будет казниться, что предала дело. И Костя решил взять выбор на себя.

В записке все было сказано. Алина не должна была застать его около квартиры, но раз это случилось, нужно побороть сомнения и довести дело до конца, пока ноющее сердце не начало теребить рассудок, подсказывая другие варианты. Костя поглубже вдохнул и с головой нырнул в черный омут.

– А я тебя… не люблю, – выдохнул он, быстро обошел остолбеневшую Алину и побежал вниз по лестнице, стараясь не анализировать свой поступок, не прислушиваться к звукам на лестничной площадке – вообще не думать. Ему нужно убежать как можно дальше, а уж потом, когда мосты за спиной догорят, можно будет оценивать масштабы нахлынувшей боли.

Глотая слезы, Алина медленно подошла к своей двери и вытащила из щели оставленную записку. Развернув маленький листок, она прочла: «Ты оказалась перед выбором, который заранее определен. Пройдя великий путь, ты шагнула на новую ступень и должна идти дальше. Я не смею быть помехой и благодарю за каждую минуту вместе. Костя».

Глава 21

Олег просидел в саду «Эрмитаж» до рассвета. «Дягилев» закрылся. Исчезли гармонисты-попрошайки и бабушки-цветочницы, впаривавшие по тройной цене потрепанные розы хмельным гулякам, которым неловко было отказать в цветах своим спутницам. Зашуршали щетками уборочные машины. Олег продолжал сидеть на лавке, устремив в пространство тоскливый потерянный взгляд.

– Ну и пусть мне будет хуже, – со злостью подумал он, достал мобильник и набрал номер, по которому не звонил с начала лета.

– Алло, – пробормотал на том конце трубки сонный мужской голос.

– Лену можно?

– Кто ее спрашивает?

– Это Олег.

«Сейчас разбудит ее, скажет: «Твой объявился», – думал Олег, пока отец Суслика будил свою дочь. Она решит, что я опомнился. Понял, что люблю ее. Черта с два! Не люблю я тебя, дура покорная. С тобой трахаться, все равно что коту играть с полудохлой мышью. Ну и пусть! Хватит с меня «ровных собачек». Раз я для вас «чужой», катитесь и вы все от меня к черту! Пусть у меня будет Суслик, пусть мне будет хуже, но все-таки не так мерзко!» Суслик взяла трубку: