Сладострастие бытия | Страница: 41

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Толстый портье вздрогнул.

– Извольте доложить мистеру Вильнеру, что я жду его внизу.

Он взглянул на нее с недоверием.

– Простите, вы к кому? – спросил он.

– К мистеру Эдуардо Вильнеру.

– Такой у нас не живет,– ответил портье.

– Хватит шуток, он живет здесь уже целых три недели!

– Как вы сказали? Вильнер...– Он порылся в регистрационной книге.– Нет, синьора, его у нас нет. И мы его не ожидаем.

И тут все произошло очень быстро. Санциани направилась к лифту. Портье стремительно выскочил из своего закутка и преградил ей дорогу.

– Повторяю вам, таких у нас нет,– сказал он.

– Прочь с дороги!

Он схватил ее за руку, а она влепила ему пощечину.

– Немедленно позовите директора! – вскричала она.

– Сейчас, сейчас, я его вызову! Джироламо, эй, Джироламо! Иди-ка сюда! – крикнул портье посыльному, который спускался с чемоданами какого-то американского офицера.

– Вот же его багаж,– сказала она, указывая на чемоданы.– И вы смеете утверждать, что он здесь не проживает. Я хочу немедленно видеть директора!

Привлеченные поднятым ими шумом, из всех дверей начали появляться служащие отеля.

– В чем дело? Что ей нужно? – спрашивали они друг друга.

– У нас ведь нет здесь никакого Вильнера, не так ли? – сказал портье.– Она меня ударила.

– Может, ей нужен Поттер?

Дрожащая и сердитая Санциани внушала всем опасения своим странным видом, и прислуга начала окружать ее со всех сторон.

– Где вы живете, синьора? Как ваше имя? – спросил кассир.

– Через час отходит наш поезд. Где же господин Вильнер? – кричала Санциани.

– Может, надо вызвать полицию? – предложил кто-то.– Она же сумасшедшая.

– Не надо устраивать скандала,– возразил кассир.– Попытаемся вывести ее отсюда вот этим путем.

Он указал на маленький темный салон. Прислуга начала медленно сжимать кольцо окружения вокруг Санциани.

Но она внезапно развернулась и направилась к двери парадного входа. И хотя там никого не было, воскликнула:

– Вот же он!

Она вышла на залитую солнцем эспланаду, и галлюцинации ее были столь сильными, что, садясь в несуществующий фиакр, она рухнула вперед всем телом.

Две проходившие поблизости монахини в черных платьях с белыми отворотами подошли к ней почти одновременно со служащими отеля.

Она упала в тот самый момент, когда уезжала жить своей большой любовью, и не испустила ни малейшего крика.

У нее при себе не было сумочки и никаких документов. В этом районе ее никто никогда раньше не видел.

Распростертая на земле, с рассыпавшимися по мостовой волосами (шляпа отлетела в сторону), она была в глазах все увеличивающейся толпы всего лишь старой нищенкой, безжизненно валявшейся на тротуаре.

– Она еще дышит,– сказал кто-то.

Глава Х

Начиная с полудня Кармела стояла, не смея шелохнуться, в укрытом от солнца уголке, где ей велели ждать. Но время не давило на нее, поскольку вокруг было столько нового и интересного. Арабские танцовщицы, ландскнехты, дворяне во фраках, обливающиеся потом под одеждой и гримом, устало садились на стоявшие рядом скамейки, обмахиваясь кто чем, а потом по зову закидывали на плечи протазаны или приводили в порядок свои муслиновые шаровары и группами отправлялись к одному из покрытых толем бетонных зданий.

На студии одновременно шли съемки трех фильмов.

Павильоны киностудии, построенные на обратном склоне Палатинского холма, приткнулись к развалинам древней крепостной стены Велизария, чьи красный раствор и изъеденные временем камни, господствуя над двориками студии, посылали в них жар, словно камни печи.

Кармела увидела и узнала нескольких известных артистов и артисток, и всякий раз при виде их сердце ее билось чуть чаще. Эти великие люди всегда появлялись в окружении суетящихся вокруг них людишек, словно шли в сопровождении свиты. А кинозвезды, усталые и одновременно злые, казалось, переносили на парики всю ответственность за несовершенство мира. Они заходили в ресторанчик студии, и Кармела видела через стекло, как они усаживались за столики. И, глядя на них, думала, что, возможно, настанет день, когда и она сможет сесть рядом с ними.

Голода она не чувствовала, но боялась, что про нее просто-напросто забыли.

Гарани настоятельно порекомендовал ей не ходить к парикмахеру и не надевать другого платья. Поэтому она явилась на студию в своей обычной одежде. Но ей слабо верилось, что, советуя не менять прическу и одежду, Гарани хотел ей добра.

Вдруг она увидела киноактрису из отеля «Ди Спанья», подавленную элегантностью Борджа и наряженную в бархатные одежды цвета черной смородины. Кармела подумала, что та ее не заметит, но актриса увидела девушку.

– А ты что здесь делаешь? – спросила она ядовито.

– Доктор Гарани обещал мне показать, как снимаются фильмы. Вот я его и жду.

– Вот как? Ну, мы начинаем через четверть часа. Ты меня там увидишь,– бросила киноактриса, уходя.

И снова для Кармелы началось ожидание.

Когда Кармела стала уже отчаиваться, к ней подошел ассистент Викариа. И она подумала: «Ну наконец-то!» – словно студент, входящий в аудиторию, где принимают экзамены, или жокей, садящийся в седло для участия в первой в своей жизни скачке.

Ее ввели в большой павильон и направили к заставленному какими-то машинами углу, где стояли человек десять. Она не увидела среди них ни Гарани, ни Викариа, и это ее очень расстроило. «Доктор Гарани меня явно не любит, иначе бы он обязательно пришел».

Она сосредоточила все свои силы для того, чтобы постараться понять, чего от нее хотят, и выполнить это как можно лучше. Указания были противоречивыми. То ее гримировали, то снимали грим. Затем вокруг нее зажглись огромные прожекторы. «Неужели это из-за меня включили столько света?» – с испугом подумала она.

Начиная с этого момента она уже не понимала, что с ней происходило. Тепло от прожекторов и давящая атмосфера были невыносимы. Ослепленная лампами, Кармела различала лишь тени людей, находя их местоположение по звукам голосов. Кто-то подошел к ней с полосатым метром, положил его на землю и скрылся за одной из машин с криком:

– Мотор!

Кармела услышала слабое стрекотание и подумала, что ее снимают. Но полной уверенности в этом у нее не было.

Машинист щелкнул перед ее лицом деревяшкой и крикнул:

– Дубль первый! Проба первая!

– Начали! – раздался другой голос.

Этот же голос приказал Кармеле пройти вперед, отойти подальше, приблизиться, сесть, не шевелиться, повернуться в разные стороны, поднять голову, помахать рукой, как бы с перрона вокзала вслед уходящему поезду... «Мотор... щелчок... дубль...» Голова ее шла кругом. Ни разу в жизни своей ей не случалось падать в обморок, но теперь она подумала, что вот-вот потеряет сознание.