– Можно войти, синьора? – скромно повторила малышка.

– Да, входите,– ответила наконец Санциани, продолжая оставаться неподвижной.

Аккуратно складывая снятое с кровати покрывало – ее этому научили во Фрежене,– девушка украдкой поглядывала на графиню. Ни разу в жизни своей она не видела ни подобной неподвижности, ни подобного лица.

Светлые, почти белые волосы, разделенные пробором, обрамляли бледные щеки; они были подстрижены на уровне подбородка треугольной формы.

«Значит, вот она какая, эта графиня: дама в черном бархатном платье, сидящая у окна, смотрящаяся в зеркало и слушающая птичьи голоса...» – размышляла про себя девушка, укладывая на место подушку и отгибая край простыни.

За ее спиной послышалось:

– Как тебя зовут?

Она выпрямилась, сердце ее учащенно забилось.

– Кармела, синьора графиня.

– Ах да, Карлотта,– сказала Санциани.

Девушка подумала, что произнесла свое имя слишком тихо, но поправить не посмела, парализованная взглядом огромных темных глаз.

Старая дама снова начала смотреться в зеркало из позолоченного серебра.

– Бедная моя Карлотта,– произнесла она с грустью в голосе.– Мне придется расстаться с тобой. Я больше не могу платить тебе жалованье.

Казалось, она говорит это своему отражению.

– Не беспокойтесь, синьора графиня,– сказала девушка.– Мне платит отель.

Санциани подняла брови.

– Отель?.. Я сейчас разговаривала? Что я тебе сказала? – мягко спросила она.

– Что вы не можете дать мне денег, синьора графиня. Но об этом не беспокойтесь...

Девушка с испугом подумала, что понимает теперь смысл сказанного ей совсем недавно Валентиной.

– Ты сказала мне, что тебя зовут Карлоттой, не так ли? – снова произнесла Санциани.

– Нет, синьора, Кармелой. Я здесь новенькая.

– А, конечно. Подойди поближе, я хочу рассмотреть тебя. Да ты красавица!

– О нет! Что вы, синьора графиня!

– Да, красавица. Я знаю, что говорю. Повернись-ка.

Кармела подчинилась с некоторым опасением, но одновременно и с удовольствием оттого, что ее назвали красавицей. Хотя сама она этому нисколько не верила.

– Да, ты очень красивая. Конечно, не настолько красива, как я была когда-то! Знаешь, деточка, я была одной из самых красивых женщин.

– Несомненно, синьора графиня.

– Ты говоришь «несомненно», а ведь ты не можешь этого знать. Никто этого знать не может. Только я могу вновь найти то, чем я была. Вот тут.– Она помахала зеркальцем из позолоченного серебра.– Да только теперь все кончено; а когда все кончено, то это все равно как ничего и не было.

«Она немного странная, сомнений нет, но вовсе не сумасшедшая,– подумала девушка.– Она очень несчастна. А ведь была красивой и богатой».

– Сколько тебе лет? – снова спросила Лукреция Санциани.

– Семнадцать, синьора.

– Семнадцать лет... Как бы мне хотелось иметь твои года и быть на твоем месте!

– И всю жизнь убирать постели, синьора графиня?

Старуха на секунду умолкла.

– И убирать постели... но не всю жизнь,– ответила она.– Ты не всегда будешь горничной, если желаешь чего-то другого. Поверь мне.

– Хотелось бы верить. Надеюсь... Но я не знаю, что бы я могла делать еще. Для меня и это большая удача.

– Надо всегда знать, чего можно пожелать, сильно этого хотеть, и тогда ты получишь то, чего желаешь. Надо уметь пользоваться собой, брать все, что можно, и никогда не экономить жизнь. Она вам ничего не вернет назад.

Кармела слушала ее и с трудом понимала. Но ей нравилось звучание слов и напевность голоса.

«Она говорит об очень сложных для меня вещах,– размышляла горничная,– но говорит так красиво. Никто еще никогда мне такого не говорил».

Стайка скворцов пронеслась почти рядом с окном, заслонив свет.

– А, ты слышишь их? – спросила старая дама.– Ну все, иди, у тебя, должно быть, много работы. Можешь заходить ко мне. Ты мне нравишься.

– Доброй ночи, синьора.

– Доброй ночи.

«Почему она так добра ко мне?» – подумала Кармела. И вышла почти с сожалением.

Глава IV

Кармела быстро вступила во владение своей территорией, то есть двенадцатью комнатами шестого этажа. Она была внимательной, сообразительной и подвижной; ее движения были четкими, желание сделать все хорошо – огромным. И хотя она этому ремеслу нигде не училась, за исключением двух недель, проработанных прошлым летом в скромном курортном пансионе во Фрежене, куда она устроилась временно подменить горничную, она без труда освоилась со своими обязанностями. Работу свою она выполняла с умением и ловкостью. Убранную ею комнату можно было узнать хотя бы по гармоничному расположению щеток для волос на туалетном столике или по изгибу штор на окнах. Она была девушкой чистой и опрятной.

Ее полюбили; людям нравилась ее легкая скользящая и бесшумная походка, ее красивое мечтательное лицо, ее застенчивый певучий голосок, ее черные волосы, собранные в огромный пучок на хрупком затылке. Однажды вечером, когда она, приготовив постель в шестьдесят первом номере, закрывала за собой дверь, она услышала, как одна из клиенток сказала: «Эта малышка – ну просто принцесса». Услышав эти слова, она покраснела от удовольствия и смущения. И потом долго повторяла для себя: «Эта малышка – ну просто принцесса». Но затем имела глупость рассказать об этом толстухе Валентине, и с той поры все служащие отеля звали ее не иначе как «принцесса». Она же продолжала оставаться с ними любезной.

В то же самое время, когда она начала привыкать к своим обязанностям и забывать страхи первых часов работы, она стала принимать отель, показавшийся ей вначале таким шикарным, за то, чем он являлся на самом деле. Конечно, в сравнении с убогим жилищем в Трастевере, где в окружении пяти братьев и сестер прошло ее детство, и даже в сравнении с гостиницей-пансионом во Фрежене «Альберго ди Спанья» казался роскошным дворцом. И не было никакого сомнения в том, что таковым и являлся в прошлом столетии, когда в нем останавливались великие путешественники-романтики.

Но Кармела уже знала, что в Риме существовали отели и пошикарнее. И она начала мечтать об «Асслере», стоявшем наверху лестницы Тринита деи Монти, перед подъездом которого расхаживал взад-вперед, сверкая галунами, огромный швейцар, а сквозь стекла входного тамбура были видны отделанные мрамором стены.

А в «Ди Спанья» ковры были протерты до ниток, на потолке в коридоре штукатурка вся потрескалась, между дощечками паркета чернела годами накапливавшаяся пыль, мебель красного дерева шелушилась, трубопроводы блеяли, а краны икали. Кармелу без конца дергали вызовами из-за отсутствия горячей воды.