Шестерка краснозвездных истребителей, взметая вихри снежной пороши, винтами приземлилась на своем аэродроме. Зарулив в пологий овраг, где под белыми маскировочными сетями находились капониры для самолетов, летчики заглушили моторы.
Старший лейтенант Федор Филипченко подбежал к истребителю Александра Волина и запрыгнул на плоскость.
— Сашка!!! Ур-р-ра!!! Ты его сбил! Сбил гада! — кричал от радости командир штрафной эскадрильи. — Ур-р-ра!!! Качай его, ребята!
Только успевшего освободиться от парашюта и привязных ремней летчика на руках буквально вынесли из кабины и принялись подбрасывать в воздух.
— Осторожнее, черти! А то еще уроните! — умудрялся «на лету» отшучиваться летчик.
Когда первый девятый вал ликования схлынул, Александра Волина поставили на ноги. Старший лейтенант Федор Филипченко крепко обнял его.
— Сегодня же подготовлю рапорт на возвращение тебе офицерского звания и наградные документы!
Здесь, на аэродромной стоянке, собрались и не участвовавшие в боевом вылете летчики-штрафники, и техники. И все они разделяли радость воздушных бойцов.
Весело перешучиваясь и обсуждая перипетии прошедшего боя, летчики, похожие в своих летных меховых комбинезонах на медведей, пошли к блиндажам. Все были живы, атака немецких бомбардировщиков отбита с большими для них потерями. Да и хваленый «Фокке-Вульф» Александр Волин сбил. Да еще как сбил — один на один в воздушной дуэли!
— А он, гад, вертится в прицеле, но я его держу. Крепко держу! И тут сзади как вжарит! Ну, еле переворотом ушел…
— Я сначала по бортстрелку вдарил, а потом и по моторам прошелся…
— А «эрэсы» — сильная штука, я вам скажу!..
Тлели в зубах папиросы, на морозе дым «Казбека» был особенно приятен. Ладонями летчики демонстрировали друг перед другом приемы боевого пилотажа: «заходя в хвост противнику» или «атакуя на вираже». Но постепенно горячка боя все же отпускала солдат.
* * *
Как приятно после напряженного боевого вылета прихлебывать горячий чай вприкуску с сахаром! В углу потрескивала дровами раскаленная буржуйка. На тарелках лежали нарезанные ломтики сала в промасленной бумаге, другая снедь. Тут же хлеб, масло и тушенка от союзников — «второй фронт», как ее называли острые на язык летчики. Снабжались летчики, даром что штрафники, всеми видами довольствия хорошо. Вестовой принес из кухни исходящие паром бачки с наваристым борщом. На второе была гречневая каша с тушенкой. И естественно — «наркомовские» сто граммов.
Перед обедом старший лейтенант передал радиограмму об успешном боевом вылете, а заодно узнал, что в ближайшие сутки надвигается циклон и что летной погоды не будет. Он сразу же отдал распоряжение техникам надежно пришвартовать самолеты и укрыть их от непогоды чехлами и щитами от ветра и снега.
Теперь, вернувшись, он вместе со всеми прислушивался к ветру за дощатой, сбитой из крышек снарядных ящиков, дверью. Дополнительно, чтобы сохранить тепло, проем был завешен еще и плащ-палаткой. В добротном, в три наката, блиндаже было тепло и уютно. На белых, выскобленных досках стола потрескивала коптилка, сделанная из высокой гильзы артиллерийского снаряда. Горлышко ее было сплющено и мерцало белыми язычками керосинового пламени.
Веселье и разговоры продолжались, но не слишком долго. Люди вымотались за этот бесконечный день. Летчики укладывались спать, некоторые, придвинув коптилку, писали письма домой.
Волин вздохнул: надо бы тоже письмо написать Светлане, но сейчас он уж слишком устал. Да и начнет, вместо того чтобы весточкой девушку успокоить, расписывать ей все нюансы воздушного боя, словно в классе на тактическом занятии… Лучше уж потом, завтра утром — все равно погода нелетная. Александр подвинул к столу снарядный ящик и устроился поудобнее с потрепанным томиком Гоголя. И произведение было правильным — «Вечера на хуторе близ Диканьки». Правда, читал он недолго, усталость брала свое. В конце концов и он улегся на дощатые нары, укрывшись колючим шерстяным одеялом.
* * *
Назавтра, как и наколдовали синоптики, погода окончательно испортилась. Так что летчикам удалось выспаться — невиданная роскошь — впервые за несколько предыдущих дней боев!
К полудню метель утихла, но облака все так же свинцовым пологом низко висели над степью. Сыпал мелкий снег. Но летать в такую погоду было все еще нельзя.
Времени было много, и решили организовать баню. Натаяли снега, натопили специально приспособленную для этих целей землянку. Даже веники какие-то пересушенные нашли. И понеслась! Из жаркой парилки прямо голяком — в снег! На трескучий мороз — и обратно! Крики, шум, смех! Хлещут друг друга вениками, клубится пар!
Внезапно появившийся в разрывах облачности одинокий «мессер»-разведчик поспешно скрылся из виду. Наверное, пилот Люфтваффе посчитал, что у него начались галлюцинации от долгого полета в облаках над заснеженной равниной. Еще бы — голые русские на снегу, и это в трескучий мороз! Лучше о таком на базе не говорить, не то герр доктор отстранит от полетов на основании острого нервного переутомления.
Быстро наступили сумерки, а за ними — и непроглядная ночь.
Темная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах,
Тускло звезды мерцают… [38]
Лирические переливы гармоники, неторопливая беседа все о том же: как там близкие, уцелели ли?.. А мы даже и деньги им переслать не можем нормально. Ведь за сбитые самолеты летчикам-штрафникам не платят… И скоро ли наступление?.. И как лучше «мессеру» в хвост зайти?.. А вот был у нас товарищ в аэроклубе, так он… Но воспоминания как-то не клеятся. Вяло идет шахматная партия.
* * *
Наконец-то — погода! Поднявшийся ветер растащил облачную пелену, разорвал ее на белесые полосы, сквозь которые проглядывала яркая морозная синь высокого неба.
И тут же поступил приказ: старшему лейтенанту Филипченко и летчику-штрафнику Волину срочно явиться в штаб дивизии.
Оседлав старенький По-2, использовавшийся в штрафной эскадрилье в качестве связного самолета, летчики отправились в путь.
Стосильный мотор М-11 успокаивающе тарахтел, летчики, закутанные в меховые комбинезоны, в очках и масках из кротового меха на лицах, с трудом ворочали головами. А ведь осмотрительность в воздухе — самое главное.
Александр Волин сидел в задней кабине, довольствуясь на этот раз ролью пассажира. А пилотировал По-2 старший лейтенант Федор Филипченко.
Как Александр Волин сумел заметить две стремительные тени, для него так и осталось загадкой. Хорошо еще, что их старенький бипланчик был из аэроклуба — с двойным управлением. Александр из задней кабины ручкой управления резко качнул крыльями. Находящийся в передней кабине Федор Филипченко все понял сразу — «охотники»! Он резко отдал ручку управления от себя, спикировав к самой земле. Летчик рассчитывал, что на фоне заснеженной степи биплан, выкрашенный в белый цвет, потеряется из виду.