– Вы полагаете, живых солдат в лес пустят? – спросил Верховцев.
Болдин едва заметно вздрогнул.
– Что вы сказали? Живых?
– Я хотел сказать, не технику… – начал Верховцев, но Болдин прервал его:
– Я понимаю, понимаю. В любом случае, технику они пустят или не технику, мы не имеем права прозевать этот момент. Все понятно?
– Так точно.
После неудачного прорыва группа Романа Викерса оказалась черт знает где. Они двигались по правому флангу, поэтому им повезло больше. Основной удар принял на себя центр и левый фланг. Из тридцати человек Викерс потерял пятерых, да и то когда на них развернулись танки. Однако когда поступил приказ к отступлению, его группа оказалась отрезанной от основных сил. В результате, чтобы уйти от немцев, Роману пришлось круто забирать вправо. Уходить в лес, мимо какой-то сожженной деревеньки, очень быстро. Сейчас они лежали, тяжело дыша, в высоком кустарнике, около идеально круглого лесного озера.
Старшего лейтенанта Викерса звали на самом деле не Романом, а Ромуальдом. Был он латыш, сын одного из десяти тысяч красных латышских стрелков, которые в свое время дали прикурить белой сволочи. Сколько маленький Ромуальд помнил своего отца, жизнь его постоянно была связана с армией, так что военная карьера сына была делом решенным. Старший Викерс погиб в середине двадцатых, а Ромуальд, привыкший называть себя Романом, поступил в военное училище.
Теперь он лежал в кустах с простреленным предплечьем, наскоро забинтованным собственноручно. Рану саднило и слегка дергало.
«Кость задета, – равнодушно подумал Роман. – Да и черт бы с ней. Только бежать больно».
Он приподнялся. С трудом толкаясь одной рукой, сел.
– Коршунов, Велицкий, Зайцев, ко мне.
Треснули кусты. Подошли двое.
– Велицкий где?
– Сейчас подойдет, товарищ старший лейтенант. По нужде…
И действительно, тот вскоре объявился, подтягивая штаны. Роман развернул планшетку.
– Предположительно, мы находимся где-то тут, – он постучал по карте. – Озеро и деревенька неподалеку. Называется Лещи. Рыбалка тут у них, что ли, хорошая… Ну да ладно. Задача наша, товарищи красноармейцы, так или иначе добраться до сборного пункта. Он находится тут. – Роман повернул карту и показал точку на ней. – Если идти напрямую, то пересекаем две дороги и идем точно мимо поселка. Это нам не выгодно, так что двинем южнее. Задача понятна?
– Так точно.
– Если, мало ли что, меня убьют… Ваша задача дойти до сборного пункта. Как угодно, но дойти. Все понятно?
– Так точно.
– И хорошо. Но сначала ты, Зайцев, сгоняй с бойцами в эти Лещи, разузнай, что там к чему. Может, есть что-нибудь… Пожевать бы чего. Вдруг найдешь.
– А если рыбки наловить? – предложил Коршунов.
– А чем?
– Найдем…
– Разрешаю. Но быстро. Мы должны двинуться через полтора часа. Хорошо бы подкрепиться, но если нет, придется по пути соображать. Дорога длинная.
Два бойца козырнули и исчезли.
– А вы, товарищ Велицкий, помогите перевязаться по-человечески… – Викерс приподнял раненую руку. – А то намотал я тут…
Зайцев и пятеро бойцов, ушедшие вместе с ним, из деревни не вернулись.
Выстрелов никто не слышал, что, впрочем, не удивительно. Подобравшаяся ближе туча угрожающе рокотала, словно перекатывая в своем черном брюхе камни. Какие уж тут выстрелы?..
Викерс поднял красноармейцев и двинул в деревню. Как бы то ни было, бросить своих солдат он не мог. Живые или мертвые, он должен знать. Иначе быть не может.
Шли осторожно. Молча. Часто останавливались, вперед уходили трое разведчиков, проверяли кусты, маленькие овражки.
К деревне вела хорошо утоптанная тропка. Видимо, лесное озерцо среди жителей деревни было местечком популярным, и название деревушки, Лещи, возникло не случайно. Небольшой отряд Викерса шел вдоль тропы, по лесу, не теряя, однако, дорожки из виду.
Вскоре, тропинка как раз сделала поворот, разведчики натолкнулись на мертвеца.
Сделав знак остальным оставаться на местах, Викерс осторожно подобрался к трупу. Рядом сидел грустный боец из тех, что шли в авангарде.
– Что тут?
– Местный, – красноармеец пожал плечами. – Пару дней как…
Викерс заглянул в лицо мертвому и вздрогнул. У убитого был пронзительно живой взгляд. Крепко сжатые губы, посиневшее уже лицо и… таких глаз Роман не видел ни разу. Мертвых видал, умирающих, смертельно больных. И в первую очередь у таких людей умирали глаза. Они становились тусклыми, словно бы подергивались чуть прозрачной пленкой. У этого все было иначе. Глаза оставались живыми, замершими, но… Дать более точное определение Викерс не смог.
А в остальном, что ж, труп как труп. Рубаха в крови, заскорузла. Руки зажимают живот. Ножом, видать, полоснули.
– Ладно, – Викерс кивнул бойцам. – Дальше пошли. Смотреть в оба.
Уже на подходе к деревне разведка нашла еще один труп. На этот раз повешенный.
Рядом болталось еще несколько веревок, оборванных или перерезанных, непонятно. Несколько сытых ворон сидели на ветках и с любопытством смотрели на людей. Роман отчетливо понял, что птицы рассматривают его отряд как новую еду.
«Нашли ресторан», – отгоняя неприятный холодок, подумал Викерс.
Взяв оружие на изготовку, красноармейцы вышли на окраину деревни.
Несмотря на недавние дожди, развалины все еще дымились. Уродливые, черные, страшные. Скелеты домов. Кое-где возвышались почерневшие ребра стропил, даже части стен все еще смотрели в белый свет пустыми глазницами окон.
– Странно, – прошептал лежащий рядом боец.
– Что странно? – спросил Викерс раздраженно. Он напряженно прислушивался, но ничего, кроме рокочущей рядом грозы, не слышал.
– Трубы повалены.
– Что?
– Трубы. Печные трубы после пожара стоят. Не рушатся от огня. У нас говорят даже, что если сгорела изба, а труба осталась, то дом заново отстроить можно. А тут…
Викерс присмотрелся. Действительно. Ни одной трубы.
– И что?
Боец пожал плечами.
– Странно просто…
Роман махнул рукой. Только народных примет не хватает.
Он приподнялся на локте.
– Разведка пошла.
Когда три бойца вошли в деревню, следом двинулись и остальные. Они осторожно обошли дом, у которого по странной причуде огня все выгорело внутри, провалилась крыша, но внешние стены остались нетронутыми. И даже побелка почернела только над окнами, из которых вырывалось злое пламя.