– Конечно, – Вилигут пожал плечами и от этого вдруг стал похож на больного, усталого старика. – Конечно.
Он взял Лилленштайна за локоть. Чуть сжал. И Генриха как будто током ударило, он вздрогнул, удивленно открыл рот… Но бригаденфюрер уже убрал руку и, буркнув Вюсту что-то вроде: «Пусть работает…», – направился к двери.
Когда стена снова встала на место, Вальтер вытер со лба пот.
– Да, Генрих, вы даже не представляете… Даже не представляете…
– Помимо этого, Вальтер, я еще и ничего пока не понимаю. Ваши ребята морочили мне голову два года. В какой-то момент мне показалось, что я знаю все, но сейчас вы притащили меня туда, где я опять чувствую себя неопытным новобранцем. Это начинает надоедать. Вам не кажется, что на фронте я бы принес больше пользы?
– Бросьте ворчать, Генрих! – весело отозвался Вюст. – Хотите на фронт? Ваше желание исполнится, не переживайте. Пойдемте.
И он повел фон Лилленштайна к дальней двери.
Генрих осторожно обходил столы с ретортами, в которых что-то булькало, вскипало, меняло цвет. Сновали туда-сюда белые халаты, лаборанты, профессора… все одинаковые в своем научном азарте.
Вюст уже открыл дверь и жестом попросил Лилленштайна поторопиться.
За дверью располагался обыкновенный кабинет. Письменный стол, зеленое сукно. Лампа. Полки с книгами. Два кресла.
На стуле посреди комнаты сидел человек. Вюст закрыл дверь, махнул рукой в сторону сидящего:
– Знакомьтесь, это номер двенадцать. Имен нет. Только номера. Такая уж специфика.
Лилленштайн внимательно рассмотрел незнакомца. Крепкий. Широкие плечи. Мешковатая одежда скрывает фигуру. Короткие волосы. Лица не видно, номер двенадцать сидел с опущенной головой.
– Он спит?
– Нет. – Вюст щелкнул пальцами. – Номер двенадцать, встаньте.
Человек поднялся почти бесшумно. Даже стул не скрипнул.
Его лицо… Лилленштайн не сразу понял, в чем дело. Никаких увечий, все на месте, но создавалось ощущение, что на тебя смотрит не человек. Животное? Слишком глубокие глазные впадины. Слишком вывернутые ноздри. Слишком широкий рот, пухлые мокрые губы. Широкие скулы.
Монстр.
– Вы в хорошей физической форме? – поинтересовался у Лилленштайна Вюст.
– Не жалуюсь.
– Тогда ударьте его.
Генрих с подозрением посмотрел на коллегу.
– Не беспокойтесь, – отмахнулся Вальтер. – Ни о чем не беспокойтесь.
– Хорошо… – Лилленштайн пожал плечами и без предупреждения, как учили на курсах, ударил непонятного человека ногой в пах. Сапог не встретил никакого сопротивления. Генриха развернуло, он вдруг понял, что сейчас окажется в крайне опасном положении для ответной атаки. Промахнулся?! Фон Лилленштайн прикрылся руками и отскочил в сторону.
– Ого, – усмехнулся Вальтер.
Генрих внимательно посмотрел на невозмутимого Двенадцатого.
Стоит там же. Или…
Нет. Человек сдвинулся едва-едва. На какие-то сантиметры. Этого оказалось достаточно, чтобы сапог Лилленштайна ушел в сторону.
Генрих сделал полшага вперед, быстро ушел в сторону, акцентируя внимание на руках, снова ударил ногой, но на этот раз целясь в колено. Промах! И сразу же атака кулаком снизу в челюсть. Второй удар туда же. Коленом в пах. Попытка захвата… Наконец отчаянный разворот с отмашкой ребром ладони, в шею! Вспомнились слова инструктора: «Последнее, что вы можете сделать, это повернуться к противнику спиной. Только если у вас нет выбора…»
Мимо. Все. Ни один удар не достиг цели!
А Двенадцатый, казалось, и не двигался вовсе. Уловить его перемещения фон Лилленштайн не сумел ни разу.
Человек с уродливыми чертами лица по-прежнему стоял около стула.
Вюст зааплодировал.
– Вас здорово натренировали!
– Спасибо… – Генрих почувствовал, что немного запыхался. – Я попробую еще?
– Что угодно!
Фон Лилленштайн медленно, глядя Двенадцатому прямо в глаза, протянул руку и коснулся его груди. Шершавый мундир. Тело. Только не чувствуется ударов сердца.
Генрих подошел ближе, расставил ноги, присел. Левой рукой уперся в живот Двенадцатому. Правый кулак отвел к поясу. Так в учебке они пробивали пресс молодым, еще только пришедшим в военное училище курсантам.
– Х-ха… – Фон Лилленштайн выстрелил как из пушки – левая на себя, правая, как ядро, вперед.
Костяшки пальцев коснулись ткани кителя. И все. Номер Двенадцать стоял на расстоянии вытянутой руки. Кулак Генриха только коснулся его мундира.
– Этого не может быть! – Лилленштайн повернулся к Вюсту. – Не может быть…
– Быстро, правда? – Вюст подошел к столу, достал оттуда вальтер. Передернул. Протянул Лилленштайну. – Прошу. Только в этот раз я встану за вашей спиной.
– Шутите? – Генрих с сомнением посмотрел на ствол. – Он заряжен холостыми?
Вюст хмыкнул, взял у Лилленштайна пистолет и выстрелил в лампу, что стояла на столе. Абажур разлетелся на мелкие осколки. Пистолет снова вернулся в руки к Генриху.
– Прошу, продолжайте. Это дело требует детальной проверки…
– Хорошо, уборка за ваш счет.
Фон Лилленштайн выстрелил как учили – быстро, от пояса. Две пули в живот! Потом молниеносно вскинул руку на уровень лица, выстрел в голову!
Он увидел, как мотнулась в сторону голова Двенадцатого, превратившись на мгновение в размытое пятно. И вот странный человек стоит на прежнем месте.
Две дырки в столешнице. Третья пуля расщепила полку.
– А если я упру ствол ему в лоб?
– В принципе, можете попробовать, – в голосе Вюста прозвучала неуверенность.
– Но есть шанс, что вышибу ему мозги?
Вальтер пожал плечами.
– Но его можно убить?
– Все можно убить, – с неожиданной грустью ответил куратор. – Все на свете. И на этом, и на том. Что бы на этот счет ни говорили наши мистики… Но вы должны понимать, номер двенадцатый все-таки уникум. Это то, чем может гордиться наша лаборатория. Остальные, если можно так сказать, серийные образцы не так хороши, хотя их способности и превосходят обычные человеческие на несколько порядков.
Лилленштайн сделал два стремительных шага в сторону Двенадцатого, упер ствол тому в живот и нажал на спусковой крючок. Что-то очень твердое ударило ему в руку. Двенадцатый исчез и сразу же появился чуть в стороне. Припав на одно колено, он двумя руками держал пистолет.
Лилленштайн почувствовал, как ноет ушибленная кисть. От вида оружия в руках у этого… человека по спине пробежали мурашки.
Номер двенадцать медленно поднялся и так же спокойно отдал пистолет Генриху.